Le souper des armures - Ужин доспехов

Biorn, étrange cénobite,

Sur le plateau d’un roc pelé,

Hors du temps et du monde, habite

La tour d’un burg démantelé.

Биорн загадочно и сиро

В горах, где нету ничего,

Живёт вне времени и мира

На башне замка своего.

De sa porte l’esprit moderne

En vain soulève le marteau :

Biorn verrouille sa poterne

Et barricade son château.

Дух века у высокой двери

Подъемлет даром молоток,

Биорн молчит, ему не веря,

Защёлкивает свой замок.

Quand tous ont les yeux vers l’aurore,

Biorn, sur son donjon perché,

À l’horizon contemple encore

La place du soleil couché.

Когда для всех заря — невеста,

Биорн с пустынного двора

Ещё высматривает место,

Где солнце спряталось вчера.

Âme rétrospective, il loge

Dans son burg et dans le passé ;

Le pendule de son horloge

Depuis des siècles est cassé.

Ретроспективный дух, он связан

С прошедшим в дедовских стенах;

Давно минувший миг показан

На сломанных его часах.

Sous ses ogives féodales

Il erre, éveillant les échos,

Et ses pas, sonnant sur les dalles,

Semblent suivis de pas égaux.

Под феодальными гербами

Он бродит, эхо будит мрак,

Как будто за его шагами

Другой, такой же слышен шаг.

Il ne voit ni laïcs, ni prêtres,

Ni gentilshommes, ni bourgeois ;

Mais les portraits de ses ancêtres

Causent avec lui quelquefois.

Он никогда не видел света,

Дворян, священников иль дам,

Лишь предки из глубин портрета

С ним говорят по временам.

Et certains soirs, pour se distraire,

Trouvant manger seul ennuyeux,

Biorn, caprice funéraire,

Invite à souper ses aïeux.

И иногда для развлеченья,

Наскучив есть всегда один,

Биорн зовёт изображенья

К себе на ужин из картин.

Les fantômes, quand minuit sonne,

Viennent armés de pied en cap ;

Biorn, qui malgré lui frissonne,

Salue en haussant son hanap.

В броню закованные тени

Идут, чуть полночь прозвенит,

Биорн, хоть и дрожат колени,

Учтивый сохраняет вид.

Pour s’asseoir, chaque panoplie

Fait un angle avec son genou,

Dont l’articulation plie

En grinçant comme un vieux verrou ;

Садится каждая фигура,

Углом сгибая связки ног,

Где щёлкает мускулатура,

Совсем заржавевший замок.

Et tout d’une pièce, l’armure,

D’un corps absent gauche cercueil,

Rendant un creux et sourd murmure,

Tombe entre les bras du fauteuil.

И сразу всё вооруженье,

Откуда воин ускользнул,

Издав тяжелое гуденье,

Обрушивается на стул.

Landgraves, rhingraves, burgraves,

Venus du ciel ou de l’enfer,

Ils sont tous là, muets et graves,

Les raides convives de fer !

Ландграфы, герцоги, бургравы,

Покинувшие рай иль ад,

Собрались, немы, величавы,

Железных приглашённых ряд.

Dans l’ombre, un rayon fauve indique

Un monstre, guivre, aigle à deux cous,

Pris au bestiaire héraldique

Sur les cimiers faussés de coups.

Порой осветит луч в тумане

Глаза чудовищных эмблем,

Из геральдических преданий

Переселяемых на шлем.

Du mufle des bêtes difformes

Dressant leurs ongles arrogants,

Partent des panaches énormes,

Des lambrequins extravagants ;

Зверей необычайных морды

И когти, страшны, как копьё,

Свисают на плечи то гордо,

То как затейное тряпьё.

Mais les casques ouverts sont vides

Comme les timbres du blason ;

Seulement deux flammes livides

Y luisent d’étrange façon.

Но пусто в шлемах величавых,

Как пусто на гербах былых,

И лишь два пламени кровавых

Зловеще светятся из них.

Toute la ferraille est assise

Dans la salle du vieux manoir,

Et, sur le mur, l’ombre indécise

Donne à chaque hôte un page noir.

Едва хватило всем сидений,

Огромных блюд и круглых чаш;

И на стене от беглой тени

За каждым гостем черный паж.

Les liqueurs aux feux des bougies

Ont des pourpres d’un ton suspect ;

Les mets dans leurs sauces rougies

Prennent un singulier aspect.

Озарена струя ликёров

И подозрительно красна,

И странны кушанья, в которых

Подливка красная страшна.

Parfois un corselet miroite,

Un morion brille un moment ;

Une pièce qui se déboîte

Choit sur la nappe lourdement.

Железо светится порою,

На краткий миг блеснёт шишак,

Вдруг развалившейся бронёю

Тяжёлой потрясаем мрак.

L’on entend les battements d’ailes

D’invisibles chauves-souris,

Et les drapeaux des infidèles

Palpitent le long du lambris.

Невидимой летучей мыши

Возня и пискотня слышна,

И на стене, под самой крышей,

Висят неверных знамена.

Avec des mouvements fantasques

Courbant leurs phalanges d’airain,

Les gantelets versent aux casques

Des rasades de vin du Rhin,

Вот пальцы медные сверкают

И сразу гнутся, как один,

Перчатки в шлемы выливают

Потоки старых рейнских вин;

Ou découpent au fil des dagues

Des sangliers sur des plats d’or…

Cependant passent des bruits vagues

Par les orgues du corridor.

Или на золочёном блюде

В кабана всаживают нож…

Меж тем по залам, в тьме безлюдий,

Неясная проходит дрожь.

La débauche devient farouche,

On n’entendrait pas tonner Dieu ;

Car, lorsqu’un fantôme découche,

C’est le moins qu’il s’amuse un peu.

Разгул готов волной разлиться,

Не прогремит же небосклон,

Фантом решает веселиться,

Уж если гроб покинул он

Et la fantastique assemblée

Se tracassant dans son harnois,

L’orgie a sa rumeur doublée

Du tintamarre des tournois.

И в фантастическом восторге

Все звякают своей бронёй,

Как будто то не грохот оргий,

А грохот стычки боевой.

Gobelets, hanaps, vidrecomes,

Vidés toujours, remplis en vain,

Entre les mâchoires des heaumes

Forment des cascades de vin ;

И, наполняясь бесполезно,

Бокал, и чаша, и кувшин

Выплёскивают в рот железный,

Как водопады, струи вин.

Les hauberts en bombent leurs ventres,

Et le flot monte aux gorgerins :—

Ils sont tous gris comme des chantres,

Les vaillants comtes suzerains !

И проволочные кафтаны

Раздула винная струя;—

Ах, все они мертвецки пьяны,

Великолепные князья.

L’un allonge dans la salade

Nonchalamment ses pédieux,

L’autre à son compagnon malade

Fait un sermon fastidieux ;

Один измазал всю кольчугу,

Под ней струится липкий мёд,

Другой страдающему другу

Обеты громкие даёт.

Et des armures peu bégueules

Rappellent, dardant leur boisson,

Les lions lampassés de gueules

Blasonnés sur leur écusson.

И брони, в возлияньях частых

Теряющие стыд и страх,

Напоминают львов клыкастых

На их написанных гербах.

D’une voix encore enrouée

Par l’humidité du caveau,

Max fredonne, ivresse enjouée,

Un lied, en treize cents, nouveau ;

Охрипший в склепе над болотом,

Макс тянет песенки слова,

Что, верно, в тысячу трехсотом

Году была ещё нова.

Albrecht, ayant le vin féroce,

Se querelle avec ses voisins,

Qu’il martèle, bossue et rosse,

Comme il faisait des Sarrasins ;

Альбрехт, пьянея безотрадно,

Суров к соседям и один

Их бьёт, колотит беспощадно,

Как колотил он сарацин.

Échauffé, Fritz ôte son casque,

Jadis par un crâne habité,

Ne pensant pas que sans son masque

Il semble un tronc décapité.

Разгорячённый Фриц снимает

Свой в перьях страусовых шлем

И, ах, о том, что открывает

Лишь пустоту, забыл совсем.

Bientôt ils roulent pêle-mêle

Sous la table, parmi les brocs,

Tête en bas, montrant la semelle

De leurs souliers courbés en crocs.

Кричат и скоро вперемешку

Лежат меж кресел и столов,

Вниз головой, как бы в насмешку

Подняв подошвы башмаков.

C’est un hideux champ de bataille,

Où les pots heurtent les armets,

Où chaque mort, par quelque entaille,

Au lieu de sang, vomit des mets.

Уродливое поле боя

С непобедимым бурдюком,

Где губы каждого героя

Полны не кровью, а вином.

Et Biorn, le poing sur la cuisse,

Les contemple, morne et hagard,

Tandis que, par le vitrail suisse,

L’aube jette son bleu regard.

Биорн их молча созерцает,

Рукой опёрся на бедро,

Тогда как в окна проникает

Зари лазурь и серебро.

La troupe, qu’un rayon traverse,

Pâlit comme au jour un flambeau,

Et le plus ivrogne se verse

Le coup d’étrier du tombeau.

И всё становится бледнее

Как днём свечи ненужный пыл,

И самый пьяный пьёт скорее

Стакан забвения могил.

Le coq chante, les spectres fuient

Et, reprenant un air hautain,

Sur l’oreiller de marbre appuient

Leurs têtes lourdes du festin !

Поёт петух, бегут фантомы,

И всяк, приняв надменный вид,

На камень преклонить знакомый

Больную голову спешит.