Le château du Souvenir - Дворец воспоминаний

La main au front, le pied dans l’âtre,

Je songe, et cherche à revenir,

Par delà le passé grisâtre,

Au vieux château du Souvenir.

Подперши лоб, я на пыланье

В моём камине дров смотрю

И во дворец Воспоминанья

Спешу сквозь сумрак и зарю.

Une gaze de brume estompe

Arbres, maisons, plaines, coteaux,

Et l’œil au carrefour qui trompe

En vain consulte les poteaux.

Туманный саван одевает

Ряды равнин, холмов, домов,

И глаз напрасно вопрошает

На перекрёстке знак столбов.

J’avance parmi les décombres

De tout un monde enseveli,

Dans le mystère des pénombres,

À travers des limbes d’oubli.

Я прохожу среди развалин

Страны, исчезнувшей давно, —

Где мрак таинственно-печален,

Царить забвенью суждено.

Mais voici, blanche et diaphane,

La Mémoire, au bord du chemin,

Qui me remet, comme Ariane,

Son peloton de fil en main.

Но вот, прозрачна и прохладна,

Явилась память вдалеке,

Она ведёт, как Ариадна,

С бечёвкой лёгкою в руке.

Désormais la route est certaine ;

Le soleil voilé reparaît,

Et du château la tour lointaine

Pointe au-dessus de la forêt.

Теперь-то знаю я дорогу,

Сияет солнце без конца,

И выступают понемногу

За лесом башенки дворца.

Sous l’arcade où le jour s’émousse,

De feuilles en feuilles tombant,

Le sentier ancien dans la mousse

Trace encor son étroit ruban.

И день под аркой затихает,

В глубоких спрятавшись листах,

И узкой лентой залегает

Тропинка прежняя во мхах

Mais la ronce en travers s’enlace,

La liane tend son filet,

Et la branche que je déplace

Revient et me donne un soufflet

Но как стена — терновник с краю;

Лиана спуталась, дразня;

И ветвь, что я отодвигаю,

Опущенная, бьёт меня.

Enfin, au bout de la clairière,

Je découvre du vieux manoir

Les tourelles en poivrière

Et les hauts toits en éteignoir.

И наконец среди лужайки

Я вижу старое жильё,

Где стены белы, словно чайки,

И башни тонки, как копьё.

Sur le comble aucune fumée

Rayant le ciel d’un bleu sillon ;

Pas une fenêtre allumée

D’une figure ou d’un rayon.

Над крышею не видно дыма,

Летящего в обитель туч,

И ни в одном окне не зрима

Фигура чья-нибудь иль луч

Les chaînes du pont sont brisées ;

Aux fossés, la lentille d’eau

De ses taches vert-de-grisées

Étale le glauque rideau.

Устои моста развалиться

Готовы от моих шагов,

И водяная чечевица,

Как мантией, одела ров.

Des tortuosités de lierre

Pénètrent dans chaque refend,

Payant la tour hospitalière

Qui les soutient… en l’étouffant.

В простенках только плющ коварный,

Под ним не видно ничего,

И душит он, неблагодарный,

Столбы, принявшие его.

Le porche à la lune se ronge,

Le temps le sculpte à sa façon,

Et la pluie a passé l’éponge

Sur les couleurs de mon blason.

Крыльцо чуть видно из-под пыли,

Ему разрушится судьба,

И губкою дожди водили

По краскам моего герба

Tout ému, je pousse la porte,

Qui cède et geint sur ses pivots ;

Un air froid en sort et m’apporte

Le fade parfum des caveaux.

Взволнованный, я дверь толкаю,

Я слышу, как скрипит засов

И, весь дрожащий, ощущаю

Холодный воздух погребов.

L’ortie aux morsures aiguës,

La bardane aux larges contours,

Sous les ombelles des ciguës,

Prospèrent dans l’angle des cours.

Кусающаяся крапива,

Репейник с зонтиком листов,

Под тенью омега счастливо

Восходят посреди дворов.

Sur les deux chimères de marbre,

Gardiennes du perron verdi,

Se découpe l’ombre d’un arbre

Pendant mon absence grandi.

Две грозных мраморных химеры,

Порог разрушенный храня,

Стоят, одеты тенью серой

Дубов, подросших без меня.

Levant leurs pattes de lionne,

Elles se mettent en arrêt ;

Leur regard blanc me questionne,

Mais je leur dis le mot secret.

И, лапу приподняв сурово,

Они полны глухих угроз,

Но тайное я знаю слово

На молчаливый их вопрос.

Et je passe. — Dressant sa tête,

Le vieux chien retombe assoupi,

Et mon pas sonore inquiète

L’écho dans son coin accroupi.

И прохожу. — Чуть двинув мордой,

Пёс снова дремлет на полу,

И эхо лишь на шаг мой гордый

В своём откликнулось углу

Un jour louche et douteux se glisse

Aux vitres jaunes du salon

Où figurent, en haute lisse,

Les aventures d’Apollon :

Сквозь окна желтые салона

Сомнительный проходит день,

И приключенья Аполлона

На гобеленах скрыла тень

Daphné, les hanches dans l’écorce,

Étend toujours ses doigts touffus,

Mais aux bras du dieu qui la force

Elle s’éteint, spectre confus ;

Я вижу Дафну. Ноги — корни,

И руки — сучья у неё,

Но ласки бога всё упорней,

Она бежит сквозь забытьё.

Apollon, chez Admète, garde

Un troupeau, des mites atteint ;

Les neuf Muses, troupe hagarde

Pleurent sur un Pinde déteint ;

Стада, изъеденные молью

Пасёт поблекший Аполлон,

И девять муз с какою болью

На Пинде поднимают стон.

Et la Solitude en chemise

Trace au doigt le mot Abandon

Dans la poudre qu’elle tamise

Sur le marbre du guéridon.

И Одиночество всё чаще

Выводит пальцем в полумгле

«Забвенье» на пыли, лежащей

На круглом мраморном столе.

Je retrouve au long des tentures,

Comme des hôtes endormis,

Pastels blafards, sombres peintures,

Jeunes beautés et vieux amis.

Я различаю еле-еле,

Как будто дремлющих гостей,

Картины тёмные, пастели

Прекрасных дев, былых друзей.

Ma main tremblante enlève un crêpe,

Et je vois mon défunt amour,

Jupons bouffants, taille de guêpe,

La Cidalise en Pompadour !

Дрожу, завесу поднимая,

И вижу мёртвую любовь…

То Сидализа молодая,

И кринолин красней, чем кровь.

Un bouton de rose s’entr’ouvre

À son corset enrubanné,

Dont la dentelle à demi couvre

Un sein neigeux d’azur veiné.

Корсет распущен, обнаружив

Цветок, сердца берущий в плен,

И чуть сокрыта между кружев

Грудь белая с лазурью вен.

Ses yeux ont de moites paillettes,

Comme aux feuilles que le froid mord ;

La pourpre monte à ses pommettes,

Éclat trompeur, fard de la mort !

Её глаза слегка желтеют,

Как листья, тронуты зимой,

И щёки странно розовеют,

Румяна смерти, блеск дурной.

Elle tressaille à mon approche,

Et son regard, triste et charmant,

Sur le mien, d’un air de reproche,

Se fixe douloureusement.

Она молчит с печальным взором,

О, этот милый, милый взор,

Как будто с тягостным укором

Он смотрит на меня в упор.

Bien que la vie au loin m’emporte,

Ton nom dans mon cœur est marqué,

Fleur de pastel, gentille morte,

Ombre en habit de bal masqué !

Хоть жизнь меня влечёт без цели,

Но ты со мной, как в первый день,

Ты, мёртвая, цветок пастели,

В костюме маскарадном тень!

La nature, de l’art jalouse,

Voulant dépasser Murillo,

À Paris créa l’Andalouse

Qui rit dans le second tableau.

Искусство для природы узко,

Мурильо превзойдён вполне,

И вот в Париже Андалузка

Смеётся на другой стене.

Par un caprice poétique,

Notre climat brumeux para

D’une grâce au charme exotique

Cette autre Petra Camara :

С причудливостью поэтичной

Одела зимняя пора

Пленительностью экзотичной

Вторую Петра Камара.

De chaudes teintes orangées

Dorent sa joue au fard vermeil ;

Ses paupières de jais frangées

Filtrent des rayons de soleil ;

Горяче-золотые щёки

Покрыл пурпурный слой румян,

И сквозь ресницы луч далёкий

Блестит, как солнце сквозь туман.

Entre ses lèvres d’écarlate

Scintille un éclair argenté,

Et sa beauté splendide éclate

Comme une grenade en été.

Меж губок, с негою восточной,

Зубов поблёскивает ряд,

И вся она пылает, точно

Палящим летом цвет гранат.

Au son des guitares d’Espagne

Ma voix longtemps la célébra.

Elle vint un jour, sans compagne,

Et ma chambre fut l’Alhambra.

Как звон гитар испанских, милой

Мой голос пел ей всё «люблю».

Она пришла и превратила

В Альгамбру комнату мою.

Plus loin une beauté robuste,

Aux bras forts cerclés d’anneaux lourds,

Sertit le marbre de son buste

Dans les perles et le velours ;

Но вот красавица иная,

Могучая, бросает зов,

Грудь мраморную выставляя

Из бархата и жемчугов.

D’un air de reine qui s’ennuie

An sein de sa cour à genoux,

Superbe et distraite, elle appuie

La main sur un coffre à bijoux ;

Скучающею королевой

Перед послушною толпой,

Она облокотилась левой

Рукой на ящик золотой.

Sa bouche humide et sensuelle

Semble rouge du sang des cœurs ;

Et, pleins de volupté cruelle,

Ses yeux ont des défis vainqueurs.

Рот влажный дышит вожделеньем,

Он красен, он сожжёт сейчас,

И царственным полны презреньем

Зрачки преступно страстных глаз.

Ici, plus de grâce touchante,

Mais un attrait vertigineux.

On dirait la Vénus méchante

Qui préside aux amours haineux.

И то не грация живая —

Стремительное забытьё.

Сказали бы — Венера злая,

И ненависть в любви её.

Cette Vénus, mauvaise mère,

Souvent a battu Cupidon.

Ô toi, qui fus ma joie amère,

Adieu pour toujours… et pardon !

Как часто била Купидона

Венера эта — злая мать…

И моего не помнит стона,

Прости навек — прости опять.

Dans son cadre, que l’ombre moire,

Au lieu de réfléchir mes traits,

La glace ébauche de mémoire

Le plus ancien de mes portraits.

Как, в зеркалах изображенья

Меня теперешнего нет!

И поднялся, как привиденье

Там самый первый мой портрет!

Spectre rétrospectif qui double

Un type à jamais effacé,

Il sort du fond du miroir trouble

Et des ténèbres du passé;

Старинный призрак. Голос громок

И взгляд, огнём горящий, встал

Из влитых в порошок потёмок,

Со дна взволнованных зеркал

Dans son pourpoint de satin rose,

Qu’un goût hardi coloria,

Il semble chercher une pose

Pour Boulanger ou Devéria ;

В жилете красном, словно роза,

И шелестящем, как змея,

Стоит… его годится поза

Для Буланже, Девериа.

Terreur du bourgeois glabre et chauve,

Une chevelure à tous crins

De roi franc ou de lion fauve

Roule en torrent jusqu’à ses reins.

И кудри, взбитые как надо

На ужас лысым буржуа,

На плечи падают каскадом,

Как золотая грива льва.

Tel, romantique opiniâtre,

Soldat de l’art qui lutte encor,

Il se ruait vers le théâtre

Quand d’Hernani sonnait le cor.

Таков, романтиком упрямым,

Солдат искусства, вечно смел

Он проходил театром-храмом,

Когда Эрнани рог звенел.

… La nuit tombe et met avec l’ombre

Ses terreurs aux recoins dormants.

L’inconnu, machiniste sombre,

Monte ses épouvantements.

…Ночь падает, и тени ночи

В заснувших прячутся углах,

Неведомое, тёмный зодчий,

На страх нагромождает страх.

Des explosions de bougies

Crèvent soudain sur les flambeaux !

Leurs auréoles élargies

Semblent des lampes de tombeaux.

Сквозь свет от факелов тяжёлый

Блеснёт свечей мгновенный пыл,

Широкие их ореолы

Сияют лампами могил.

Une main d’ombre ouvre la porte

Sans en faire grincer la clé.

D’hôtes pâles qu’un souffle apporte

Le salon se trouve peuplé

И вот раскрылись двери сами

Замком не звякнув, в мой салон,

И ветра бледными гостями

Внезапно сумрак населён

Les portraits quittent la muraille,

Frottant de leurs mouchoirs jaunis,

Sur leur visage qui s’éraille,

La crasse fauve du vernis.

Портреты стены покидают

И жёлтым носовым платком

Поспешно с лиц своих стирают

Растаявшего лака ком.

D’un reflet rouge illuminée,

La bande se chauffe les doigts

Et fait cercle à la cheminée

Où tout à coup flambe le bois.

Озарены дрожащей свечкой,

Твердят неясные слова

И пальцы греют перед печкой,

Где ярко вспыхнули дрова.

L’image au sépulcre ravie

Perd son aspect raide et glacé ;

La chaude pourpre de la vie

Remonte aux veines du Passé.

Их отдала назад гробница,

Их взгляд не страшен, не тяжёл,

Горячий пурпур хлынул в лица

И в вены прошлого вошёл.

Les masques blafards se colorent

Comme au temps où je les connus.

Ô vous que mes regrets déplorent,

Amis, merci d’être venus !

О, эти маски снеговые!

Они внезапно зацвели,

Ах, это вы, мои былые

Друзья! Спасибо, что пришли.

Les vaillants de dix-huit cent trente,

Je les revois tels que jadis.

Comme les pirates d’Otrante

Nous étions cent, nous sommes dix.

Я помню восемьсот тридцатый

Год, и я в нём опять, опять.

Мы — как Отрантские пираты,

Нас было сто, осталось пять.

L’un étale sa barbe rousse

Comme Frédéric dans son roc ;

L’autre superbement retrousse

Le bout de sa moustache en croc.

Тот важен рыжей бородою,

Как Фридрих Барбаросса сам,

И этот тонкою рукою

Проводит по большим усам.

Drapant sa souffrance secrète

Sous les fiertés de son manteau,

Pétrus fume une cigarette

Qu’il baptise papelito.

Скрывая вечные вопросы

Под блеском своего манто,

Сжигает Петрус папиросы,

Он их зовёт «папелито».

Celui-ci me conte ses rêves,

Hélas ! jamais réalisés,

Icare tombé sur les grèves

Où gisent les essors brisés ;

Тот мне рассказывает планы,

Они не осуществлены,

Икар, упавший в океаны,

Что всем порывам суждены.

Celui-là me confie un drame

Taillé sur le nouveau patron

Qui fait, mêlant tout dans sa trame,

Causer Molière et Calderon.

У этого готова драма,

Где новый метод воплощён,

Где говорить друг с другом прямо

Могли Мольер и Кальдерон.

Tom, qu’un abandon scandalise,

Récite Love’s labours lost,

Et Fritz explique à Cidalise

Le Walpurgisnachtstraum de Faust.

Тот запустенье замечает

И шепчет: «Love’s labours lost»,

Фриц Сидализе объясняет,

Как Мефистофель прячет хвост.

Mais le jour luit à la fenêtre ;

Et les spectres, moins arrêtés,

Laissent les objets transparaître

Dans leurs diaphanéités.

Встающий день в окошке блещет,

А призракам милее мгла;

И уж просвечивают вещи

Сквозь их прозрачные тела.

Les cires fondent consumées ;

Sous les cendres s’éteint le feu ;

Du parquet montent des fumées…

Château du Souvenir, adieu !

Растаяв, свечи угасают,

Дымком подёрнулся паркет,

В камине искры тают, тают,

Дворца Воспоминаний нет.

Encore une autre fois Décembre

Va retourner le sablier.

Le Présent entre dans ma chambre

Et me dit en vain d’oublier.

Опять декабрь рукою властной

Песочные часы свернёт,

И настоящее напрасно

Меня к забвению зовёт.