Les névroses : Les Ténèbres
195
|
На французском |
На русском |
|---|---|
|
Le menuisier entra, son mètre dans la main, Et dit : « Bonjour ! Celui qu’on enterre demain, Où donc est-il ? Voyons. Je viens prendre mesure ! » Et comme il s’avançait au fond de la masure, Il vit sur un grabat sinistre et dépouillé Le mort couvert d’un drap ignoblement souillé. Vaguement sous la toile on devinait des formes ; Un bras sortait du linge, et des mouches énormes Volaient avec fureur tout autour du chevet. Sur une chaise usée un cierge s’achevait, Sa lueur expirante éclairait le cadavre Et laissait entrevoir cette scène qui navre : Accroupie à l’écart, blême et nue à moitié, Une femme pleurait en silence ; — Oh ! Pitié, Pitié pour le chagrin de cette pauvre épouse ! — Tandis que son enfant, implacable ventouse, Mordillait son sein maigre et lui suçait le sang. Ce petit corps chétif se tordait frémissant, Les doigts crispés, l’œil blanc et la figure verte : La puanteur soufflait comme une bouche ouverte, Et l’âpre canicule en pleine irruption Épaississait encor l’horrible infection. |
Держа свой метр, столяр вошёл и вытер лоб. Спросил: "А где же тот, кому заказан гроб ? Я должен посмотреть и снять размеры с трупа". Потом, когда проник подальше в глубь халупы, увидел там топчан с лежавшим мертвецом... Запятнанным сукном он был укрыт с лицом. Под тряпкою едва виднелись очертанья. Торчала лишь рука. Над ним, в презлом жужжанье, повисла стая мух, взметнувшись сгоряча На стуле оплыла сгоравшая свеча, и только этот свет позволил постепенно получше рассмотреть волнующую сцену. На корточках в углу, почти что нагишом рыдала женщина с сосущим малышом. О, как был жалок вид той горестной супруги А жадный мальчуган, старательно, в натуге, кусал худую грудь, готовый растерзать. Сгибаясь и дрожа, едва держалась мать. Взгляд смутен. Зелена. В корявых пальцах спазмы. А в комнате плывут зловонные миазмы. В ней едкий трупный гной, который день подряд всё гуще испускал в пространство вредный яд. |
|
L’ouvrier suffoqué recula vers la porte Et dit : «C’est effrayant ! Que le diable m’emporte «Si jamais j’ai senti pourriture à ce point ! «Quoi ? Vous gardez ce corps et vous n’étouffez point ? «Sacrebleu ! Vous avez le cœur bon, citoyenne ! « Moi je fais tous les jours trois cercueils en moyenne : «L’habit de bois et dont les boutons sont des vis, «Je le mets à chacun, au père comme au fils, «Aux riches comme aux gueux, aux filles comme aux vierges «Et j’aune mes longueurs à la lueur des cierges. «Oui, puisque tout le monde a besoin de mon art, «Je vais du presbytère au fond du lupanar ; «Eh bien ! depuis vingt ans que je fais ma besogne, «Je n’ai pas encor vu de pareille charogne ! «La fera qui voudra, sa bière, entendez-vous !» — Et, sans lever les yeux, la pauvresse à genoux, Bleuâtre de fatigue et de douleur suprême, Répondit simplement : «Je la ferai moi-même.» |
Заразный этот дух так в воздухе и плавал! Не выдержал столяр: "Побей меня сам дьявол ! Неслыханная вонь. Хоть вешай в ней топор ! Вы здесь храните труп и живы до сих пор ? Чёрт побери ! Крепко ж сердечко в вас, гражданка! Я по три гроба в день, не положив рубанка, из дерева творю, как платье шьёт портной. Не важно для кого. Пусть будут муж с женой. С распутницы любой и с девственной овечки я запросто сниму размер при тусклой свечке. Я нужен богачу. Меня зовёт бедняк. Я вхож в поповский дом, как вхож в любой бардак. За двадцать лет встречал я всякие останки, но падаль, как у вас, не снилась и по пьянке. Пусть кто-нибудь другой хоронит этот тлен! А бедная вдова, не приподняв колен, ответила ему, устав, почти беззвучно: "Ну, что ж ! Я гроб собью сама, собственноручно !" |
