Le Fard des Argonautes - Маяк Аргонавтов

Les putains de Marseille ont des sœurs océanes

Dont les baisers malsains moisiront votre chair.

Dans leur taverne basse un orchestre tzigane

Fait valser les péris au bruit lourd de la mer.

Есть у шлюх из Марселя океанские сёстры,

Их лобзаний зловонных ваш слух ещё полн,

Пока в низкой таверне с цыганским оркестром

Пляшут пери под всплески тяжёлые волн.

Navigateurs chantant des refrains nostalgiques,

Partis sur la galère ou sur le noir vapeur,

Espérez-vous d’un sistre ou d’un violon magique

Charmer les matelots trop enclins à la peur ?

Мореходы! тоски заглушая порывы,

На галере, на судне, коптящем лазурь,

Те же льстивые флейты и скрипок мотивы

Отвлекают матросов от страхов и бурь.

La légende sommeille altière et surannée

Dans le bronze funèbre et dont le passé fit son trône

Des Argonautes qui voilà bien des années

Partirent conquérir l’orientale toison.

Легендой замшелой, от древности смутной,

Где в трауре бронзы лишь прошлого трон,

Плывут аргонавты, и вычислить трудно,

Как долог их путь за восточным руном.

Sur vos tombes naîtront les sournois champignons

Que louangera Néron dans une orgie claudienne

Ou plutôt certain soir les vicieux marmitons

Découvriront vos yeux dans le corps des poissons.

Из ваших могил проросли шампиньоны —

Их Нерон смаковал средь клавдийских пиров

И не ваши ль глаза плутовской поварёнок

Извлекал с потрохами, рыбье брюхо вспоров?

Chaque fois qu’une vague épuisée éperdue

Se pâmait sur le ventre arrondi de l’esquif

Castor baisait Pollux chastement attentif

À l’appel des alcyons amoureux dans la nue.

Всякий раз как, устав, обезумевший вал

Оседал под округленным брюхом челна,

Кастор в страхе касался губами чела

Полидевка, что вестникам бури внимал.

Ils avaient pour rameur un alcide des foires

Qui depuis quarante ans traînait son caleçon

De défaites payées en faciles victoires

Sur des nabots ventrus ou sur de blancs oisons.

На вёслах сидел балаганщик Алкид,

Лет сорок влачивший отметки бойца —

Позоров, отплаченных с блеском обид

Уродцам тупым, желторотым птенцам.

Une à une agonie harmonieuse et multiple

Les vagues sont venues mourir contre la proue.

Les cygnes languissants ont fui les requins bleus

La fortune est passée très vite sur sa roue.

Друг за другом в агонии ритмов огулом

Шли волны на смерть, затухая у киля.

Утомлённые лебеди в пасть голубым акулам,

Счастье — миг — перед самым их носом мелькнуло.

Les cygnes languissants ont fui les requins bleus

Et les perroquets verts ont crié dans les cieux.

Утомлённые лебеди в пасть голубым акулам,

Попугаев зелёных крики в небе унылом.

— Et mort le chant d’Éole et de l’onde limpide

Lors nous te chanterons sur la Lyre ô Colchide.

— Умерла песнь Эола и ясных вод

В час, когда, о Колхида! лира тебя поёт.

Un demi-siècle avant une vieille sorcière

Avait égorgé là son bouc bi-centenaire.

En restait la toison pouilleuse et déchirée

Pourrie par le vent pur et mouillée par la mer.

Там когда-то по воле колдуньи старой

Дряхлого патриарха козлов заклали.

Мех его вшивый остался лежать на скалах,

Шкуру смягчал прибой и трепали скалы.—

— Médée tu charmeras ce dragon venimeux

Et nous tiendrons le rang de ton bouc amoureux

Pour voir pâmer tes yeux dans ton masque sénile ;

Ô ! tes reins épineux ô ton sexe stérile,

Зельем твоим, Медея, дракон одурманен,

Мы за козлиной шкурой идём в тумане

Маски старческой блёклый угаснет взгляд.

О! твой стерильный пол, чар губительных яд

Ils partirent un soir semé des lys lunaires.

Leurs estomacs outrés teintaient tels des grelots.

Ils berçaient de chansons obscènes leur colère

De rut inassouvi en paillards matelots...

В лунную ночь отплыли они однажды,

Ныло нутро от качки, в ушах звенело.

Песни похабные, плоти баюкая жажду,

Словно морские волки, пели осатанело.

Les devins aux bonnets pointus semés de lunes

Clamaient aux rois en vain l’oracle ésotérique

Et la mer pour rançon des douteuses fortunes

Se paraît des joyaux des tyrans érotiques.

В пёстрых своих колпаках авгуры впустую

Царям толковали оракулов тёмные речи.

Пенилось море навстречу, судьбу испытуя,

Развратным тираном хмелело в веселье зловещем.

— Nous reviendrons chantant des hymnes obsolètes

Et les femmes voudront s’accoupler avec nous

Sur la toison d’or clair dont nous ferons conquête

Et les hommes voudront nous baiser les genoux.

— Мы возвратимся под звуки священного гимна,

И женщины нам отдадутся в любовном экстазе

На трофейном руне, чья волна золотистая дивна,

И станут мужчины додумывать наши рассказы.

Ah ! la jonque est chinoise et grecque la trirème

Mais la vague est la même a l’orient comme au nord

Et le vent colporteur des horizons extrêmes

Regarde peu la voile où s’asseoit son essor.

Ах! джонка китайца и греков трирема,

Те же волны бегут на восток и на север,

И ветер в черте горизонта уверен —

Ему всё равно, что за парус на рее

Ils avaient pour esquif une vieille gabarre

Dont le bois merveilleux énonçait des oracles.

Pour y entrer la mer ne trouvait pas d’obstacle

Premier monta Jason s’assit et tint la barre.

И габара надёжнее их корабля —

Шёл горбыль на обшивку по воле оракула:

В щели море струилось и каплями плакало.

Вот поднялся Язон и застыл у руля.

Mais Orphée sur la lyre attestait les augures ;

Corneilles et corbeaux hurlant rauque leur peine

De l’ombre de leur vol rayaient les sarcophages

Endormis au lointain de l’Égypte sereine.

Кифарой Орфей им прибавил отваги.

Хрипло каркали вороны вслед, но отстали

У пределов Египта их чёрные стаи,

Где под небом безоблачным спят саркофаги.

J’endormirai pour vous le dragon vulgivague

Pour prendre la toison du bouc licornéen.

J’ai gardé de jadis une fleur d’oranger

Et mon doigt portera l’hyménéenne bague.

Ворожбой я дракона для вас одолею,

Козий мех раздобыть подсоблю, как умею,

С давних пор я цветок флердоранжа лелею,

Чтоб украсило перст мне кольцо Гименея.

Mais la seule toison traînée par un quadrige

Servait de paillasson dans les cieux impudiques

A des cyclopes nus couleur de prune et de cerise

Hors nul d’entre eux ,ne vit le symbole ironique.

Необъятное это руно за квадригой,

Словно фиговый листик, прикрыло б игриво

Циклопов нагих цвета вишни и сливы,

Но им невдомёк этот символ стыдливый.

— Oh ! les flots choqueront des arètes humaines

Les tibias des titans sont des ocarinas

Dans l’orphéon joyeux des stridentes sirènes

Mais nous mangerons l’or des juteux ananas.

О! скелетами волны стучат неумолчно,

Со скрипом берцовых костей окарины

Вступают в концерты сирен под сурдину, —

А мы жрём ананас золотистый и сочный.

Car nous incarnerons nos rêves mirifiques

Qu’importe que Phœbus se plonge sous les flots

Des rythmes vont surgir ô Vénus Atlantique

De la mer pour chanter la gloire des héros.

Мы для вас чудеса наяву отыскали, —

Пусть Феба накрыло пучины кипенье! —

Снова вспенилась гладь — О! Венера Морская

Чтобы славить героев торжественным пеньем.

Ils mangèrent chacun deux biscuits moisissants

Et l’un d’eux psalmodia des chansons de Calabre

Qui suscitent la nuit les blêmes revenants

Et la danse macabre aux danseurs doux et glabres.

Они жадно жуют сухари вместе с плесенью

И поют сицилийскую модную песню —

Лунной ночью мотив заунывный плывёт,

Как вступала плешивая смерть в хоровод.

Ils revinrent chantant des hymnes obsolètes

Les femmes entr’ouvrant l’aisselle savoureuse

Sur la toison d’or clair s’offraient à leur conquête

Les maris présentaient de tremblantes requêtes

Et les enfants baisaient leurs sandales poudreuses.

И, допев свои древние гимны, охотно

Вы забрали бы жён, не смущаясь нимало

На шкуре козлиной подмышек их потных, —

Вам уступят мужья их без тени скандала,

Дети пыль слижут с ваших древних сандалий.

— Nous vous ferons pareils au vieil Israélite

Qui menait sa nation par les mers spleenétiques

Et les Juifs qui verront vos cornes symboliques

Citant Genèse et Décalogue et Pentateuque

Viendront vous demander le sens secret des rites.

Вы для нас, как пророки, почти допотопны —

И за нами по хляби шли некогда толпы, —

А смекнув между тем, что вы явно рогаты,

Вам на суд потемней из Писанья цитаты

Раввины всучить норовят расторопно.

Alors sans gouvernail sans rameurs et sans voiles

La nef Argo partit au fil des aventures

Vers la toison lointaine et chaude dont les poils

Traînaient sur l’horizon linéaire et roussi.

Без руля и ветрил в свой рискованный путь

Плыть готовы опять, как всегда, аргонавты,

Стоит только руну золотому мелькнуть

За чертою восхода, слегка рыжеватой.—

— Va-t-en, va-t-en, va-t-en qu’un peuple ne t’entraîne

Qui voudrait le goujat, fellateur clandestin

Au phallus de la vie collant sa bouche blême

Fût-ce de jours honteux prolonger son destin !

Так плыви же, плыви же, плыви, чтоб толпе

Поводырь не достался, чудак-сумасброд,

Жизни жадно смакуя фаллический плод,

Дай в циничное время продлиться судьбе!