Le bateau ivre - Пьяный корабль

Comme je descendais des Fleuves impassibles,

Je ne me sentis plus guidé par les haleurs :

Des Peaux-Rouges criards les avaient pris pour cibles

Les ayant cloués nus aux poteaux de couleurs.

В краю равнинных рек доверившись теченью,

Матросов я своих в два счёта растерял:

Для краснокожих ставшие мишенью,

Они уснули меж крикливых скал.

J'étais insoucieux de tous les équipages,

Porteur de blés flamands ou de cotons anglais.

Quand avec mes haleurs ont fini ces tapages

Les Fleuves m'ont laissé descendre où je voulais.

Я их не уберёг. И зелен был, и робок.

На волоках закат ополоснул в крови

Фламандское зерно, колониальный хлопок…

И реки повелели мне: плыви!

Dans les clapotements furieux des marées

Moi l'autre hiver plus sourd que les cerveaux d'enfants, Je courus!

Et les Péninsules démarrées

N'ont pas subi tohu-bohus plus triomphants.

Минувшею зимой, пустой, как мозг младенца,

Под неумолчный вой приливов и ветров

Бежал я, выкинув победное коленце

Вдоль побережий полуостровов.

La tempête a béni mes éveils maritimes.

Plus léger qu'un bouchon j'ai dansé sur les flots

Qu'on appelle rouleurs éternels de victimes,

Dix nuits, sans regretter l'oeil niais des falots!

Мое рожденье громы возвестили.

И легче пробки на хребте морей

Плясал я десять суток – без усилий

И глупого догляда фонарей.

Plus douce qu'aux enfants la chair des pommes sures,

L'eau verte pénétra ma coque de sapin

Et des taches de vins bleus et des vomissures

Me lava, dispersant gouvernail et grappin

Нежней аниса на зубах мальчишки,

Еловую мою скорлупку веселя,

От пятен синих вин и высохшей отрыжки

Вода омыла чрево корабля.

Et dès lors, je me suis baigné dans le Poème

De la Mer, infusé d'astres, et lactescent,

Dévorant les azurs verts; où, flottaison blême

Et ravie, un noyé pensif parfois descend;

Поэмой млечности вдруг обернулся хаос.

Мерцающую из конца в конец

Я постигал лазурь, в которой колыхаясь,

Всплывает зачарованный мертвец.

Où, teignant tout à coup les bleuîtes, délires

Et rythmes lents sous les rutilements du jour,

Plus fortes que l'alcool, plus vastes que nos lyres,

Fermentent les rousseurs amères de l'amour!

Объятый синевой горчайшего безумья,

Вошедшего в мои медлительные сны,

Пригубил я из кубка перволунья

Брожение любовной рыжины.

Je sais les cieux crevant en éclairs, et les trombes

Et les ressacs et les courants : Je sais le soir,

L'aube exaltée ainsi qu'un peuple de colombes,

Et j'ai vu quelque fois ce que l'homme a cru voir!

Познал я строй небес и меру их глубинам,

Бесстрастье тесных недр – стремнин девятый вал,

Мерцающий рассвет над бризом голубиным

И то, о чем при жизни не мечтал.

J'ai vu le soleil bas, taché d'horreurs mystiques,

Illuminant de longs figements violets,

Pareils à des acteurs de drames très-antiques

Les flots roulant au loin leurs frissons de volets!

Закат лиловый трепетал над стадом

Валов, твердеющих по вечерам,

Их пурпур был сродни мистическим нарядам,

Завещанным актёрам древних драм.

J'ai rêvé la nuit verte aux neiges éblouies,

Baiser montant aux yeux des mers avec lenteurs,

La circulation des sèves inouïes,

Et l'éveil jaune et bleu des phosphores chanteurs!

Мне грезились снега – огней зеленых струны,

Ночной круговорот неслыханных зарниц,

И луч, целующий глаза лагуны,

И пробужденье желто-синих птиц.

J'ai suivi, des mois pleins, pareille aux vacheries

Hystériques, la houle à l'assaut des récifs,

Sans songer que les pieds lumineux des Maries

Pussent forcer le mufle aux Océans poussifs!

Покуда зыби топчут побережье,

Как стадо вепрей, прущих на таран, –

Не ведая, что пяткой Девы был повержен

И усмирён астматик-Океан,

J'ai heurté, savez-vous, d'incroyables Florides

Mêlant aux fleurs des yeux de panthères à peaux D'hommes!

Des arcs-en-ciel tendus comme des brides

Sous l'horizon des mers, à de glauques troupeaux!

Я углублялся в жгучую Флориду,

Где влажных глаз пантерьи лепестки

Сроднились с фауной, антропоморфной с виду,

И отраженья радуг так легки!

J'ai vu fermenter les marais énormes, nasses

Où pourrit dans les joncs tout un Léviathan!

Des écroulement d'eau au milieu des bonaces,

Et les lointains vers les gouffres cataractant!

Еще я повстречал такие страны,

Где в тростниках блуждающих болот

Невероятные гниют Левиафаны

На страже адовых ворот.

Glaciers, soleils d'argent, flots nacreux, cieux de braises!

Échouages hideux au fond des golfes bruns

Où les serpents géants dévorés de punaises

Choient, des arbres tordus, avec de noirs parfums!

Под перламутровыми ледниками

Вдоль отмелей, замкнувших вход в залив,

Лианы чёрных змей, изъеденных клопами,

Свисают, буревал зловонием обвив.

J'aurais voulu montrer aux enfants ces dorades

Du flot bleu, ces poissons d'or, ces poissons chantants. –

Des écumes de fleurs ont bercé mes dérades

Et d'ineffables vents m'ont ailé par instants.

Поющих рыбок золотых я встретил.

(Вот бы порадовалась ребятня!)

Невесть откуда налетевший ветер

Кипеньем лепестков кропил меня.

Parfois, martyr lassé des pôles et des zones,

La mer dont le sanglot faisait mon roulis doux

Montait vers moi ses fleurs d'ombre aux ventouses jaunes

Et je restais, ainsi qu'une femme à genoux...

Утомлена своими полюсами,

Пучина из разверстой глубины

Вздымая грудь с лимонными сосцами,

Баюкала меня под стон волны.

Presque île, ballottant sur mes bords les querelles

Et les fientes d'oiseaux clabaudeurs aux yeux blonds

Et je voguais, lorsqu'à travers mes liens frêles

Des noyés descendaient dormir, à reculons!

Когда слетала белоглазых чаек стая –

Я на себе качал их ругань и помёт.

Подчас мой чуткий сон пересекая,

Утопленник скользил спиной вперёд.

Or moi, bateau perdu sous les cheveux des anses,

Jeté par l'ouragan dans l'éther sans oiseau, Moi dont les

Monitors et les voiliers des Hanses

N'auraient pas repêché la carcasse ivre d'eau;

В кудрявых гаванях, где вызревают газы

Пьянящих вод, я был самим собой.

Ни бронекатерá, ни парусники Ганзы

Не стронули бы с места остов мой.

Libre, fumant, monté de brumes violettes,

Moi qui trouais le ciel rougeoyant comme un mur

Qui porte, confiture exquise aux bons poètes,

Des lichens de soleil et des morves d'azur,

Объятый фиолетовым туманом,

Дырявя неба вишенную хмурь,

Я приносил поэтам и гурманам

В коросте солнц небесную лазурь.

Qui courais, taché de lunules électriques,

Planche folle, escorté des hippocampes noirs,

Quand les juillets faisaient crouler à coups de triques

Les cieux ultra marins aux ardents entonnoirs;

Электровспышкой, рыбою-луною

Испятнанный эскорт морских коньков

Бичом июльских ливней надо мною

Крушил ультрамарины облаков.

Moi qui tremblais, sentant geindre à cinquante lieues

Le rut des Béhémots et les Maelstroms épais,

Fileur éternel des immobilités bleues,

Je regrette l'Europe aux anciens parapets!

Внимая воплям Бегемотов гонных

Там, где Мальстрим затягивает сеть,

О европейских гаванях укромных,

Кому ж не приходилось пожалеть?

J'ai vu des archipels sidéraux! et des îles

Dont les cieux délirants sont ouverts au voguer :

– Est-ce en ces nuits sans fond que tu dors et t'exiles,

Million d'oiseaux d'or, ô future Vigueur? –

Но, лицезревший звёзд архипелаги,

Мильонный сонм неистовых светил,

Я не предам чернилам и бумаге

Грядущий плеск Золотокрылых Сил.

Mais, vrai, j'ai trop pleuré! Les Aubes sont navrantes.

Toute lune est atroce et tout soleil amer:

L'âcre amour m'a gonflé de torpeurs enivrantes.

Ô que ma quille éclate! Ô que j'aille à la mer!

…Нет, не могу. Осточертели зори,

И каждая луна, и солнц полдневных гиль.

Заезженный мотив, мол, только б выйти в море,

Форштевень ободрав или ошкрябав киль… –

Si je désire une eau d'Europe, c'est la flache

Noire et froide où vers le crépuscule embaumé

Un enfant accroupi plein de tristesses, lâche

Un bateau frêle comme un papillon de mai.

Довольно, милые. Не наступлю на грабли –

Атлантику отдам за ручеек,

Где, став на корточки, малыш толкнёт кораблик

Не по течению, а поперёк.

Je ne puis plus, baigné de vos langueurs, ô lames,

Enlever leur sillage aux porteurs de cotons,

Ni traverser l'orgueil des drapeaux et des flammes,

Ni nager sous les yeux horribles des pontons.

И сам сбежит к своим штормам и бурям,

– В кильватере купца достойно старых дур

Отдаться под надзор глазниц плавучих тюрем,

Или надменный флагманский прищур.