Часть I. Юность и Перемена
|
На английском |
На русском |
|---|---|
|
To be a sweetness more desired than Spring; A bodily beauty more acceptable Than the wild rose-tree's arch that crowns the fell To be an essence more environing Than wine's drained juice; a music ravishing More than the passionate pulse of Philomel; – To be all this 'neath one soft bosom's swell That is the flower of life: – how strange a thing! |
Быть нежной, и самой весны моложе, Приятнее телесной красотой, Чем роз бутоны на скале крутой. Такое существо с душистым схоже Вином, такая музыка дороже, Чем Филомелы голос золотой. Хранить за сердца выпуклой чертой Цветок существованья – странно всё же! |
|
How strange a thing to be what Man can know But as a sacred secret! Heaven's own screen Hides her soul's purest depth and loveliest glow Closely withheld, as all things most unseen, – The wave-bowered pearl, – the heart-shaped seal of green That flecks the snowdrop underneath the snow. |
Как странно: для мужчины в мире целом Нет глубже тайны! Милой благодать Сокрыта Небом, служащим пределом Глазам, которым трудно распознать Перл в море, сердцевидную печать Подснежника – зелёную на белом. |
|
На английском |
На русском |
|---|---|
|
She loves him; for her infinite soul is Love, And he her lodestar. Passion in her is A glass facing his fire, where the bright bliss Is mirrored, and the heat returned. Yet move That glass, a stranger's amorous flame to prove, And it shall turn, by instant contraries, Ice to the moon; while her pure fire to his For whom it burns, clings close i' the heart's alcove |
Её любви бескрайний окоём Живит его звезда: и в милой следом, Как в зеркале, лучом звезды согретом, Трепещет пламя. Если повернём То зеркало, оно чужим огнём Едва блеснёт, как льдинка лунным светом. Лишь в храме сердца, что другим неведом, Огни влюблённых высятся вдвоём. |
|
Lo! they are one. With wifely breast to breast And circling arms, she welcomes all command Of love, – her soul to answering ardours fann'd: Yet as morn springs or twilight sinks to rest, Ah! who shall say she deems not loveliest The hour of sisterly sweet hand-in-hand? |
Она стремится к неизменной цели, Раскрыв объятья, женственна, добра, С возлюбленным сливаясь до утра. Но вот ночные выси заалели, Она его полюбит не нежней ли, Взяв за руку, как верная сестра? |
|
На английском |
На русском |
|---|---|
|
If to grow old in Heaven is to grow young, (As the Seer saw and said,) then blest were he With youth for evermore, whose heaven should be True Woman, she whom these weak notes have sung. Here and hereafter, – choir-strains of her tongue, Sky-spaces of her eyes, – sweet signs that flee About her soul's immediate sanctuary, – Were Paradise all uttermost worlds among. |
На Небесах (Провидец нам изрёк) Стареющий юнеет. Изначала Блажен, кому небесным сводом стала Властительница этих скудных строк. С ним вечно звучных слов её поток, Безбрежность глаз, у пылкого портала Душа её раскрылась, заблистала: Там Рай – и многомирен, и высок. |
|
The sunrise blooms and withers on the hill Like any hillflower; and the noblest troth Dies here to dust. Yet shall Heaven's promise clothe Even yet those lovers who have cherished still This test for love: – in every kiss sealed fast To feel the first kiss and forebode the last. |
Заря цветёт и вянет над холмом Простым цветком. Все клятвы и порывы Вернутся в прах. Однако будут живы На Небесах, кто в странствии земном, Любимых губ касаясь, был волнуем Их первым и последним поцелуем. |
