Шекспировский сонет 112

Your love and pity doth the impression fill

Which vulgar scandal stamp'd upon my brow;

For what care I who calls me well or ill,

o you o'er-green my bad, my good allow?

Мой Друг, твоя любовь и доброта

Заполнили глубокий след проклятья,

Который выжгла злая клевета

На лбу моем каленою печатью.

You are my all the world, and I must strive

To know my shames and praises from your tongue:

None else to me, nor I to none alive,

That my steel'd sense or changes right or wrong.

Лишь похвала твоя и твой укор

Моей отрадой будут и печалью.

Для всех других я умер с этих пор

И чувства оковал незримой сталью.

In so profound abysm I throw all care

Of others' voices, that my adder's sense

To critic and to flatterer stopped are.

Mark how with my neglect I do dispense:

В такую бездну страх я зашвырнул,

Что не боюсь гадюк, сплетенных вместе,

И до меня едва доходит гул

Лукавой клеветы и лживой лести.

You are so strongly in my purpose bred

That all the world besides methinks are dead.

Я слышу сердце друга моего,

А все кругом беззвучно и мертво.