Well, some may hate, and some may scorn - Те будут лихом поминать

Well, some may hate, and some may scorn,

And some may quite forget thy name;

But my sad heart must ever mourn

Thy ruined hopes, thy blighted fame!

Те будут лихом поминать,

А те не вспомнят никогда

Мне – век о падшем горевать,

О том, чей стыд и чья беда.

’Twas thus I thought, an hour ago,

Even weeping o’er that wretch’s woe;

One word turned back my gushing tears,

And lit my altered eye with sneers.

Так думалось мне час назад,

И слёзы застилали взгляд.

Но что-то изменилось вдруг –

Слеза уходит как недуг.

Then, “Bless the friendly dust,”

I said, “That hides thy unlamented head!

Vain as thou wert, and weak as vain,

The slave of Falsehood, Pride, and Pain

My heart has nought akin to thine;

Thy soul is powerless over mine.”

Я говорю: «Хвала земле,

Твой скрывшей прах. Ты жил во зле.

Ты был тщеславен. Столь же слаб,

Гордыни, лжи, страданья раб.

Ты сердцу был всегда чужим,

Твой дух не властен над моим».

But these were thoughts that vanished too;

Unwise, unholy, and untrue:

Do I despise the timid deer,

Because his limbs are fleet with fear?

Но эти мысли в свой черёд

Сойдут, как накипь, как налёт:

Мне ль думать плохо об олене,

Чьи страхом согнуты колени?

Or, would I mock the wolfs death-howl,

Because his form is gaunt and foul?

Or, hear with joy the leveret’s cry,

Because it cannot bravely die?

Могу ли волка презирать

За волчий вой и волчью стать?

Иль смаковать истошный крик

Зверька, что гибнуть не привык?

No! Then above his memory

Let Pity’s heart as tender be;

Say, “Earth, lie lightly on that breast,

And, kind Heaven, grant that spirit rest!”

Нет, злая память, не глумись.

Ты, сердце жалости, проснись.

Земля, теплей его укрой,

И, небо, дай ему покой!