Death, that struck when I was most confiding - Смерть, ударь, ты била напрямую

Death, that struck when I was most confiding In my certain

Faith of Joy to be,

Strike again, Time’s withered branch dividing

From the fresh root of Eternity!

Смерть, ударь, ты била напрямую,

Поразив счастливейший из дней.

Отлучи ещё раз ветвь сухую

От могучих Вечности корней.

Leaves, upon Time’s branch, were growing brightly,

Full of sap and full of silver dew;

Birds, beneath its shelter, gathered nightly;

Daily, round its flowers, the wild bees flew.

Ветка Времени листвой блистала,

Наливалась соком и росой,

Певчих птиц ночами привечала,

Днями пчёл пускала на постой.

Sorrow passed, and plucked the golden blossom,

Guilt stripped off the foliage in its pride;

But, within its parent’s kindly bosom,

Flowed for ever Life’s restoring tide.

Рок дохнул, сорвав цветы златые,

Паутиной листья обволок;

Но остались корни вековые

Гнать любви животворящий сок.

Little mourned I for the parted Gladness,

For the vacant nest and silent song;

Hope was there, and laughed me out of sadness,

Whispering, “Winter will not linger long.”

Я тогда оплакивать не смела

Смерть листы и тишину гнезда.

Где-то там надежда шелестела:

«Улыбнись, зима не навсегда».

And behold, with tenfold increase blessing

Spring adorned the beauty-burdened spray;

Wind and rain and fervent heat caressing

Lavished glory on its second May.

И побег, зачахнувший в опале,

Вновь держал бутоны на весу.

Ветер, дождь и жаркий свет ласкали

Заново рождённую красу.

High it rose no wing?d grief could sweep it;

Sin was scared to distance with its shine:

Love and its own life had power to keep it

From all wrong, from every blight but thine!

Он возрос над горя тьмой забытой,

Грех сгорел в огне его лучей

И любовь была ему защитой

От любой беды – но не твоей,

Heartless Death, the young leaves droop and languish!

Evening’s gentle air may still restore—

No: the morning sunshine mocks my anguish—

Time for me must never blossom more!

Злая смерть. Листва слабеет, вянет,

Холодок вечерний не спасёт.

Утро посмеётся и обманет –

Время вновь уже не зацветёт.

Strike it down, that other boughs may flourish

Where that perished sapling used to be;

Thus, at least, its mouldering corpse will nourish

That from which it sprung—Eternity.

Так ударь ещё, чтоб жизнь другая

Из трухи и пепла проросла,

Чтобы, в прахе силу обретая,

Вечность соки новые гнала.