The Red-Haired Beggar Girl - Рыжей нищенке

White girl with flame-red hair,

Whose garments, here and there,

Give poverty to view,

And beauty too.

Белая девушка с рыжей головкой,

Ты сквозь лохмотья лукавой уловкой

Всем обнажаешь свою нищету

И красоту.

To me, poor puny poet,

Your body, as you show it,

With freckles on your arms,

Has yet its charms.

Тело веснушками всюду покрыто,

Но для поэта с душою разбитой,

Полное всяких недугов, оно

Чары полно!

You wear with prouder mien

Than in Romance a queen

Her velvet buskins could —

Your clogs of wood.

Носишь ты, блеск презирая мишурный,

Словно царица из сказки — котурны,

Два деревянных своих башмака,

Стройно-легка.

In place of tatters short

Let some rich robe of court

Swirl with its silken wheels

After your heels:

Если бы мог на тебе увидать я

Вместо лохмотьев — придворного платья

Складки, облекшие, словно струи,

Ножки твои;

In place of stockings holed

A dagger made of gold,

To light the lecher's eye,

Flash on your thigh:

Если бы там, где чулочек дырявый

Щеголей праздных сбирает оравы,

Золотом ножку украсил и сжал

Тонкий кинжал;

Let ribbons slip their bows

And for our sins disclose

A breast whose radiance vies

Even with your eyes.

Если 6, узлам непослушны неровным,

Вдруг обнажившись пред взором греховным

Полные груди блеснули хоть раз

Парою глаз;

To show them further charms

Let them implore your arms,

And these, rebuking, humble

Fingers that fumble

Если б просить ты заставить умела

Всех, кто к тебе прикасается смело,

Прочь отгоняя бесстрашно вокруг

Шалость их рук:

With proferred pearls aglow

And sonnets of Belleau,

Which, fettered by your beauty,

They yield in duty.

Много жемчужин, камней драгоценных,

Много сонетов Бело[84] совершенных

Стали б тебе предлагать без конца

Верных сердца;

Riffraff of scullion-rhymers

Would dedicate their primers

Under the stairs to view

Only your shoe.

Штат рифмачей с кипой новых творений

Стал бы тесниться у пышных ступеней,

Дерзко ловил бы их страстный зрачок

Твой башмачок;

Each page-boy lucky-starred,

Each marquis, each Ronsard

Would hang about your bower

To while an hour.

Вкруг бы теснились пажи и сеньоры,

Много Ронсаров[85] вперяли бы взоры,

Жадно ища вдохновения, в твой

Пышный покой!

You'd count, among your blisses,

Than lilies far more kisses,

And boast, among your flames,

Some royal names.

Чары б роскошного ложа таили

Больше горячих лобзаний, чем лилий,

И не один Валуа[86] в твою власть

Мог бы попасть!

Yet now your beauty begs

For scraps on floors, and dregs

Else destined to the gutter,

As bread and butter.

Ныне ж ты нищенкой бродишь голодной,

Хлам собирая давно уж негодный,

На перекрестках, продрогшая вся,

Робко прося;

You eye, with longing tense,

Cheap gauds for thirty cents,

Which, pardon me, these days

I cannot raise.

На безделушки в четыре сантима

Смотришь ты с завистью, шествуя мимо,

Но не могу я тебе, о прости!

Их поднести!

No scent, or pearl, or stone,

But nothing save your own

Thin nudity for dower,

Pass on, my flower!

Что же? Пускай без иных украшений,

Без ароматов иных и камений

Тощая блещет твоя нагота,

О красота!