The Vampire's Metamorphoses - Превращения вампира

The woman meanwhile, twisting like a snake

On hot coals and kneading her breasts against the steel

Of her corset, from her mouth red as strawberries

Let flow these words impregnated with musk:

Мне женщина соблазн раскрыла губ пунцовых;

Ее вздымалась грудь, в плену одежд шелковых,

И, корчась как змея на медленном огне,

Душистые слова она шептала мне:

— "I, I have moist lips, and I know the art

Of losing old Conscience in the depths of a bed.

I dry all tears on my triumphant breasts

And make old men laugh with the laughter of children.

"Уста мои влажны, и мне дано уменье

На ложе усыплять все страхи и сомненья;

Все слезы осушу на бархате грудей,

И старцам подарю смех радостный детей;

I replace, for him who sees me nude, without veils,

The moon, the sun, the stars and the heavens!

I am, my dear scholar, so learned in pleasure

That when I smother a man in my fearful arms,

Для тех, пред кем хоть раз красу я обнажила,

Я заменю моря, и небо, и светила;

Я, милый мой мудрец, так опытна в страстях,

Когда мужчин душу в объятьях, как в сетях,

Or when, timid and licentious, frail and robust,

I yield my bosom to biting kisses

On those two soft cushions which swoon with emotion,

The powerless angels would damn themselves for me!"

Иль груди отдаю укусам сладострастья,

Развратна и скромна, пленяя хрупкой властью,

Что я сумела бы, на ложе полном нег,

Бессильных Ангелов поработить навек":

When she had sucked out all the marrow from my bones

And I languidly turned toward her

To give back an amorous kiss, I saw no more

Than a wine-skin with gluey sides, all full of pus!

Когда весь мозг костей моих уж иссосала

Она, и повернул я к ней свой взор усталый,

Чтоб страстный поцелуй вернуть, лежал со мной

Труп омерзительный, сочивший липкий гной.

Frozen with terror, I closed both my eyes,

And when I opened them to the bright light,

At my side, instead of the robust manikin

Who seemed to have laid in a store of blood,

Закрыл тогда глаза я в ледяном испуге;

Когда ж я их раскрыл под утро, от подруги

Вчерашней, что на грудь свою меня влекла,

В чьих жилах кровь рекой обильною текла,

There quivered confusedly a heap of old bones,

Which of themselves gave forth the cry of a weather-cock

Or of a sign on the end of an iron rod

That the wind swings to and fro on a winter night.

Остался лишь скелет, разбитый и скрипящий,

Дрожавший жалобно, как флюгер, дух щемящий,

Иль вывеска, когда томит ее Борей

Дыханием своим в часы глухих ночей.