The Irreparable - Непоправимое

Can we stifle the old, the lingering Remorse,

That lives, quivers and writhes,

And feeds on us like the worm on the dead,

Like the grub on the oak?

Can we stifle implacable Remorse?

Как усыпить в груди былого угрызенья?

Они копошатся, и вьются, и ползут, —

Так черви точат труп, не зная сожаленья,

Так гусеницы дуб грызут!

Как усыпить в груди былого угрызенья?

In what philtre, in what potion, what wine,

Shall we drown this old enemy,

Destructive and greedy as a harlot,

Patient as the ant?

In what philtre, in what potion, what wine?

Где утопить врага: в вине, в любовном зелье,

Исконного врага больной души моей?

Душой развратною он погружен в похмелье,

Неутомим, как муравей

Где утопить его: в вине, в любовном зелье? -

Tell it, fair sorceress, O! tell it, if you know,

To this spirit filled with anguish,

So like a dying man crushed beneath the wounded,

Who is struck by the horses' shoes;

Tell it, fair sorceress, O! tell it, if you know,

Скажи погибшему, волшебница и фея,

Скажи тому, кто пал, изнывши от скорбей,

Кто в грудах раненых отходит, цепенея,

Уже растоптанный копытами коней,

Скажи погибшему, волшебница и фея!

To this dying man whom the wolf already scents

And whom the crow watches,

To this broken soldier! if he must despair

Of having his cross and his grave,

This poor, dying man whom the wolf already scents!

Скажи тому, чей труп почуял волк голодный

И ворон сторожит в безлюдии ночном,

Кто, как солдат, упал с надеждою бесплодной

Заснуть под собственным крестом:

Скажи тому, чей труп почуял волк голодный!

Can one illuminate a black and miry sky?

Can one tear asunder darkness

Thicker than pitch, without morning, without evening,

Without stars, without ominous lightning?

Can one illuminate a black and miry sky?

Как озарить лучом небесный мрак бездонный?

Когда пронижет ночь лучистая стрела?

Ни звезд, ни трепета зарницы похоронной;

Покровы тьмы — смола!

Как озарить лучом небесный мрак бездонный?

Hope that shines in the windows of the Inn

Is snuffed out, dead forever!

Without the moon, without light, to find where they lodge

The martyrs of an evil road!

The Devil has put out all the lights at the Inn!

Надежда бледная в окне едва мигала,

И вдруг угасло все, угасло навсегда,

Бездомных путников дорога истерзала,

Луна померкла без следа!

Все Дьявол угасил, что там в окне мигало!

Adorable sorceress, do you love the damned?

Say, do you know the irremissible?

Do you know Remorse, with the poisoned darts,

For whom our hearts serve as targets?

Adorable sorceress, do you love the damned?

Скажи, любила ль ты, волшебное созданье,

Погибших навсегда? Скажи, видала ль ты

Непоправимого бесплодные страданья,

Тоской изрытые черты?

Скажи, любила ль ты, волшебное созданье?

The Irreparable gnaws with his accurst teeth

Our soul, pitiful monument,

And often he attacks like the termite

The foundations of the building.

The Irreparable gnaws with his accurst teeth!

Непоправимое мне сердце рвет и гложет

Зубами острыми и, как термитов рой —

Забытый мавзолей, безжалостно тревожит

Дух обветшалый мой!..

Непоправимое мне сердце рвет и гложет!

— Sometimes I have seen at the back of a trite stage

Enlivened by a deep-toned orchestra,

A fairy set ablaze a miraculous dawn

In an infernal sky;

Sometimes I have been at the back of a trite stage

На дне банальных сцен я наблюдал не раз,

Когда оркестра гром вдруг вспыхнет, пламенея,

Как зажигала вмиг зари волшебной газ

На адских небесах сияющая фея;

На дне банальных сцен я наблюдал не раз,

A being who was only light, gold and gauze,

Throw down the enormous Satan;

But my heart, which rapture never visits,

Is a playhouse where one awaits

Always, always in vain, the Being with gauze wings!

Как призрак, сотканный из золота и газа,

На землю низвергал гиганта-Сатану;

И ты, душа моя, не знавшая экстаза, —

Лишь сцена пошлая, где ждут мечту одну,

Лишь призрак, сотканный из золота и газа.