Lesbos - Лесбос

Mother of Latin games and Greek delights,

Lesbos, where kisses, languishing or joyous,

Burning as the sun's light, cool as melons,

Adorn the nights and the glorious days;

Mother of Latin games and Greek delights,

Мать греческих страстей и прихотей латинских,

О Лесбос, родина томительнейших уз,

Где соплеменник солнц и молний исполинских,

Был сладок поцелуй, как треснувший арбуз;

Мать греческих страстей и прихотей латинских.

Lesbos, where the kisses are like cascades

That throw themselves boldly into bottomless chasms

And flow, sobbing and gurgling intermittently,

Stormy and secret, teeming and profound;

Lesbos, where the kisses are like cascades!

О Лесбос, где восторг увенчивал терзанья,

Где водопадами срываясь без числа,

Невыносимые кудахтали лобзанья,

А бездна мрачная рыдающих влекла;

О Лесбос, где восторг увенчивал терзанья!

Lesbos, where courtesans feel drawn toward each other,

Where for every sigh there is an answering sigh,

The stars admire you as much as Paphos,

And Venus may rightly be jealous of Sappho!

Lesbos, where courtesans feel drawn toward each other,

О Лесбос, где влеклась красотка Фрина к Фрине,

Где вторил вздоху вздох, где, смея уповать

На прелести твои, не чуждые богине,

Сафо заставила Венеру ревновать;

О Лесбос, где влеклась красотка Фрина к Фрине.

Lesbos, land of hot and languorous nights,

That make the hollow-eyed girls, amorous

Of their own bodies, caress before their mirrors

The ripe fruits of their nubility, O sterile pleasure!

Lesbos, land of hot and languorous nights,

О Лесбос, млеющий во мраке ночи душной,

Когда, подруг своих приняв за зеркала,

Прельщаясь наготой пленительно-послушной,

Юницы нежили созревшие тела;

О Лесбос, млеющий во мраке ночи душной!

Let old Plato look on you with an austere eye;

You earn pardon by the excess of your kisses

And the inexhaustible refinements of your love,

Queen of the sweet empire, pleasant and noble land.

Let old Plato look on you with an austere eye.

Пусть хмурится Платон, запретное почуяв;

Ты благородная, ты нежная страна.

Свой искупаешь грех избытком поцелуев

И утонченностью оправдана вина;

Пусть хмурится Платон, запретное почуяв!

You earn pardon by the eternal martyrdom

Inflicted ceaselessly upon aspiring hearts

Who are lured far from us by radiant smiles

Vaguely glimpsed at the edge of other skies!

You earn pardon by that eternal martyrdom!

Страданья вечные твой образ оправдали;

Неотразимая желанная краса

Улыбкою влекла в блистательные дали.

Где грезятся сердцам иные небеса;

Страданья вечные твой образ оправдали!

Which of the gods will dare to be your judge, Lesbos,

And condemn your brow, grown pallid from your labors,

If his golden scales have not weighed the flood

Of tears your streams have poured into the sea?

Which of the gods will dare to be your judge, Lesbos?

Кто из богов твои дерзнет проклясть пороки,

Когда в трудах поник твой изможденный лоб,

И в море пролились из глаз твоих потоки?

На золотых весах кто взвесил бы потоп?

Кто из богов твои дерзнет проклясть пороки?

What are to us the laws of the just and unjust

Virgins with sublime hearts, honor of these islands;

Your religion, like any other, is august,

And love will laugh at Heaven and at Hell!

What are to us the laws of the just and unjust?

Да не осмелятся судить вас лицемеры,

О девы, чистые средь гибельных услад,

Вы были жрицами возвышеннейшей веры,

И рай был вам смешон, и пресловутый ад!

Да не осмелятся судить вас лицемеры!

For Lesbos chose me among all other poets

To sing the secret of her virgins in their bloom,

And from childhood I witnessed the dark mystery

Of unbridled laughter mingled with tears of gloom;

For Lesbos chose me among all other poets.

Один я избран был для строгих песнопений,

Чтоб девственниц в цвету стихом я превознес;

Один сподобился я черных посвящений,

В которых дерзкий смех и горький сумрак слез;

Один я избран был для строгих песнопений.

And since then I watch from Leucadia's summit,

Like a sentry with sure and piercing eyes

Who looks night and day for tartane, brig or frigate,

Whose forms in the distance flutter against the blue;

And since then I watch from Leucadia's summit,

С тех пор я на скале Левкадской страж прилежный.

Как зоркий часовой, который что ни миг

Ждет, не возникнет ли в лазури безмятежной

Фрегат стремительный, тартана или бриг;

С тех пор я на скале Левкадской страж прилежный.

To find out if the sea is indulgent and kind,

If to the sobs with which the rocks resound

It will bring back some night to Lesbos, who forgives,

The worshipped body of Sappho, who departed

To find out if the sea is indulgent and kind!

Смотрю, спокойно ли, приветливо ли море,

И содрогается в рыданиях скала,

А Лесбос грустно ждет, не выплывет ли вскоре

Труп обожаемой Сафо, что уплыла

Узнать, спокойно ли, приветливо ли море;

Of the virile Sappho, paramour and poet,

With her wan pallor, more beautiful than Venus! —

The blue eyes were conquered by the black eyes, ringed

With dark circles, traced by the sufferings

Of the virile Sappho, paramour and poet!

Скорбь любящей Сафо, поэта-героини,

Чья красота красу Венеры превзошла,

Поскольку черный глаз прекрасней нежной сини,

Когда клубится в нем страдальческая мгла:

Скорбь любящей Сафо, поэта-героини,

— Lovelier than Venus dominating the world,

Pouring out the treasures of her serenity

And the radiance of her golden-haired youth

Upon old Ocean, delighted with his daughter;

Lovelier than Venus dominating the world!

Чья красота красу Венеры затмевала,

Так что волнения не в силах превозмочь

Тот, на кого Сафо над бездной уповала,

Угрюмый океан, в свою влюбленный дочь,

Чья красота красу Венеры затмевала,

— Of Sappho who died the day of her blasphemy,

When, insulting the rite and the established cult,

She made of her body the supreme pabulum

Of a cruel brute whose pride punished the sacrilege

Of her who died on the day of her blasphemy.

Сафо, погибшая в день своего паденья,

Когда, презрев обряд, чарующий сердца,

Она унизилась до мерзкого раденья

И предала себя насилию самца,

Сафо, погибшая в день своего паденья.

And it is since that time that Lesbos mourns,

And in spite of the homage the world renders her,

Gets drunk every night with the tempest's howls

Which are hurled at the skies by her deserted shores.

And it is since that time that Lesbos mourns.

И слышится с тех пор над Лесбосом рыданье,

Хотя земля его вселенной дорога,

И в темноте ночной вопит еще страданье,

Пьянящей жалобой озвучив берега;

И слышится с тех пор над Лесбосом рыданье!