A Voyage to Cythera - Путешествие на остров Цитеру

My heart like a bird was fluttering joyously

And soaring freely around the rigging;

Beneath a cloudless sky the ship was rolling

Like an angel drunken with the radiant sun.

Как птица, радостно порхая вкруг снастей,

Мой дух стремился вдаль, надеждой окрыленный,

И улетал корабль, как ангел, опьяненный

Лазурью ясною и золотом лучей.

What is this black, gloomy island? — It's Cythera,

They tell us, a country celebrated in song,

The banal Eldorado of old bachelors.

Look at it; after all, it is a wretched land.

Вот остров сумрачный и черный… То — Цитера,

Превознесенная напевами страна;

О, как безрадостна, безжизненна она!

В ней — рай холостяков, в ней скучно все и серо.

— Island of sweet secrets, of the heart's festivals!

The beautiful shade of ancient Venus

Hovers above your seas like a perfume

And fills all minds with love and languidness.

Цитера, остров тайн и праздников любви,

Где всюду реет тень классической Венеры,

Будя в сердцах людей любовь и грусть без меры,

Как благовония тяжелые струи;

Fair isle of green myrtle filled with full-blown flowers

Ever venerated by all nations,

Where the sighs of hearts in adoration

Roll like incense over a garden of roses

Где лес зеленых мирт свои благоуханья

Сливает с запахом священных белых роз,

Где дымкой ладана восходят волны грез,

Признания любви и вздохи обожанья;

Or like the eternal cooing of wood-pigeons!

— Cythera was now no more than the barrenest land,

A rocky desert disturbed by shrill cries.

But I caught a glimpse of a singular object!

Где несмолкаемо воркуют голубки! —

Цитера — груда скал, утес бесплодный, мглистый,

Где только слышатся пронзительные свисты,

Где ужас узрел я, исполненный тоски!

It was not a temple in the shade of a grove

Where the youthful priestess, amorous of flowers,

Was walking, her body hot with hidden passion,

Half-opening her robe to the passing breezes;

О нет! То не был храм, окутанный тенями,

Где жрица юная, прекрасна и легка,

Приоткрывая грудь дыханью ветерка,

В цветы влюбленная, сжигала плоть огнями;

But behold! as we passed, hugging the shore

So that we disturbed the saa-birds with our white sails,

We saw it was a gallows with three arms

Outlined in black like a cypress against the sky.

Лишь только белые спугнули паруса

Птиц возле берега и мы к нему пристали,

Три черные столба нежданно нам предстали,

Как кипарисов ряд, взбегая в небеса.

Ferocious birds perched on their feast were savagely

Destroying the ripe corpse of a hanged man;

Each plunged his filthy beak as though it were a tool

Into every corner of that bloody putrescence;

На труп повешенный насев со всех сторон,

Добычу вороны безжалостно терзали

И клювы грязные, как долота, вонзали

Во все места, и был он кровью обагрен.

The eyes were two holes and from the gutted belly

The heavy intestines hung down along his thighs

And his torturers, gorged with hideous delights,

Had completely castrated him with their sharp beaks.

Зияли дырами два глаза, а кишки

Из чрева полого текли волной тлетворной,

И палачи, едой пресытившись позорной,

Срывали с остова истлевшие куски.

Below his feet a pack of jealous quadrupeds

Prowled with upraised muzzles and circled round and round;

One beast, larger than the others, moved in their midst

Like a hangman surrounded by his aides.

И морды вверх подняв, под этим трупом вкруг

Кишели жадные стада четвероногих,

Где самый крупный зверь средь стаи мелких многих

Был главным палачом с толпою верных слуг.

Cytherean, child of a sky so beautiful,

You endured those insults in silence

To expiate your infamous adorations

And the sins which denied to you a grave.

А ты, Цитеры сын, дитя небес прекрасных!

Все издевательства безмолвно ты сносил,

Как искупление по воле высших сил

Всех культов мерзостных и всех грехов ужасных.

Ridiculous hanged man, your sufferings are mine!

I felt at the sight of your dangling limbs

The long, bitter river of my ancient sorrows

Rise up once more like vomit to my teeth;

Твои страдания, потешный труп, — мои!

Пока я созерцал разодранные члены,

Вдруг поднялись во мне потоки желчной пены,

Как рвота горькая, как давних слез ручьи.

Before you, poor devil of such dear memory

I felt all the stabbing beaks of the crows

And the jaws of the black panthers who loved so much

In other days to tear my flesh to shreds.

Перед тобой, бедняк, не в силах побороть

Я был забытый бред среди камней Цитеры;

Клюв острый ворона и челюсти пантеры

Опять, как некогда, в мою вонзились плоть!

— The sky was charming and the sea was smooth;

For me thenceforth all was black and bloody,

Alas! and I had in that allegory

Wrapped up my heart as in a heavy shroud.

Лазурь была чиста, и было гладко море;

А мозг окутал мрак, и, гибелью дыша,

Себя окутала навек моя душа

Тяжелым саваном зловещих аллегорий.

On your isle, O Venus! I found upright only

A symbolic gallows from which hung my image...

O! Lord! give me the strength and the courage

To contemplate my body and soul without loathing!

На острове Любви я мог ли не узнать

Под перекладиной свое изображенье?..

О, дай мне власть, Господь, без дрожи отвращенья

И душу бедную и тело созерцать!