A Carcass - Падаль

My love, do you recall the object which we saw,

That fair, sweet, summer morn!

At a turn in the path a foul carcass

On a gravel strewn bed,

Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковала

Наш взор, обласканный сияньем летних дней,

Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,

Труп, опрокинутый на ложе из камней

Its legs raised in the air, like a lustful woman,

Burning and dripping with poisons,

Displayed in a shameless, nonchalant way

Its belly, swollen with gases.

Он, ноги тощие к лазури простирая,

Дыша отравою, весь в гное и в поту

Валялся там и гнил, все недра разверзая

С распутством женщины, что кажет наготу.

The sun shone down upon that putrescence,

As if to roast it to a turn,

And to give back a hundredfold to great Nature

The elements she had combined;

И солнце жадное над падалью сверкало,

Стремясь скорее все до капли разложить,

Вернуть Природе все, что власть ее соткала,

Все то, что некогда горело жаждой жить!

And the sky was watching that superb cadaver

Blossom like a flower.

So frightful was the stench that you believed

You'd faint away upon the grass.

Под взорами небес, зловонье изливая,

Она раскинулась чудовищным цветком,

И задыхалась ты — и, словно неживая,

Готовилась упасть на свежий луг ничком.

The blow-flies were buzzing round that putrid belly,

From which came forth black battalions

Of maggots, which oozed out like a heavy liquid

All along those living tatters.

Неслось жужжанье мух из живота гнилого,

Личинок жадные и черные полки

Струились, как смола, из остова живого,

И, шевелясь, ползли истлевшие куски.

All this was descending and rising like a wave,

Or poured out with a crackling sound;

One would have said the body, swollen with a vague breath,

Lived by multiplication.

Волной кипящею пред нами труп вздымался;

Он низвергался вниз, чтоб снова вырастать,

И как-то странно жил и странно колыхался,

И раздувался весь, чтоб больше, больше стать!

And this world gave forth singular music,

Like running water or the wind,

Or the grain that winnowers with a rhythmic motion

Shake in their winnowing baskets.

И странной музыкой все вкруг него дышало,

Как будто ветра вздох был слит с журчаньем вод,

Как будто в веялке, кружась, зерно шуршало

И свой ритмический свершало оборот.

The forms disappeared and were no more than a dream,

A sketch that slowly falls

Upon the forgotten canvas, that the artist

Completes from memory alone.

Вдруг нам почудилось, что пеленою черной

Распавшись, труп исчез, как побледневший сон.

Как контур выцветший, что, взору непокорный,

Воспоминанием бывает довершен.

Crouched behind the boulders, an anxious dog

Watched us with angry eye,

Waiting for the moment to take back from the carcass

The morsel he had left.

И пес встревоженный, сердитый и голодный,

Укрывшись за скалой, с ворчаньем мига ждал,

Чтоб снова броситься на смрадный труп свободно

И вновь глодать скелет, который он глодал.

— And yet you will be like this corruption,

Like this horrible infection,

Star of my eyes, sunlight of my being,

You, my angel and my passion!

А вот придет пора — и ты, червей питая,

Как это чудище, вдруг станешь смрад и гной,

Ты — солнца светлый лик, звезда очей златая,

Ты — страсть моей души, ты — чистый ангел мой!

Yes! thus will you be, queen of the Graces,

After the last sacraments,

When you go beneath grass and luxuriant flowers,

To molder among the bones of the dead.

О да, прекрасная — ты будешь остов смрадный,

Чтоб под ковром цветов, средь сумрака могил,

Среди костей найти свой жребий безотрадный,

Едва рассеется последний дым кадил.

Then, O my beauty! say to the worms who will

Devour you with kisses,

That I have kept the form and the divine essence

Of my decomposed love!

Но ты скажи червям, когда без сожаленья

Они тебя пожрут лобзанием своим,

Что лик моей любви, распавшейся из тленья,

Воздвигну я навек нетленным и святым!