Damned Women - Обреченные женщины

In the pallid light of languishing lamps,

In deep cushions redolent of perfume,

Hippolyta dreamed of the potent caresses

That drew aside the veil of her young innocence.

Под лаской тусклых ламп, с дурманом сладким слитой

На мягкие припав подушки головой,

О негах огненных мечтала Ипполита,

Срывающих покров невинности младой.

She was seeking, with an eye disturbed by the storm,

The already distant skies of her naiveté,

Like a voyager who turns to look back

Toward the blue horizons passed early in the day.

Глазами, бурею смущенными, искала

Она наивности далекий небосвод,

Как ищет вдалеке пловец, от волн усталый,

Лазури утренних, уж недоступных вод.

The listless tears from her lacklustrous eyes,

The beaten, bewildered look, the dulled delight,

Her defeated arms thrown wide like futile weapons,

All served, all adorned her fragile beauty.

Ее потухший взор, в слезах от страстной муки,

Оцепенелый вид и бледные черты,

Бессильные в борьбе, раскинутые руки,

Убором было все для томной красоты.

Lying at her feet, calm and filled with joy,

Delphine gazed at her hungrily, with burning eyes,

Like a strong animal watching a prey

Which it has already marked with its teeth.

У ног ее, вкусив хмель неги всемогущей,

Дельфина жгучий взгляд покоила на ней,

Как будто сильный зверь, добычу стерегущий,

Отмеченную им ударами ногтей.

The strong beauty kneeling before the frail beauty,

Superb, she savored voluptuously

The wine of her triumph and stretched out toward the girl

As if to reap her reward of sweet thankfulness.

Могучая краса пред хрупкою красою

Склоненная, она восторженно пила

Вино своих побед, нагнувшись над сестрою,

И словно нежного признания ждала.

She was seeking in the eyes of her pale victim

The silent canticle that pleasure sings

And that gratitude, sublime and infinite,

Which the eyes give forth like a long drawn sigh.

Найти хотелось ей во взоре жертвы бедной

Гимн упоительный осуществленных нег,

И благодарности блеск дивный и победный,

Как стон медлительный, струящийся из век.

"Hippolyta, sweet, what do you think of our love?

Do you understand now that you need not offer

The sacred burnt-offering of your first roses

To a violent breath which could make them wither?

- "Что, Ипполита, мне ты скажешь, друг родимый,

И поняла ль теперь, что не должна дарить

Ты розы первые весны неповторимой

Дыханьям пламенным, могущим их спалить?

My kisses are as light as the touch of May flies

That caress in the evening the great limpid lakes,

But those of your lover will dig furrows

As a wagon does, or a tearing ploughshare;

Мой легок поцелуй, как летние стрекозы,

Скользящие крылом по зеркалу воды;

А страсть любовника смятет тебя, как грозы;

Как плуг, прорежет он глубокие бразды.

They will pass over you like heavy teams

Of horses or oxen, with cruel iron-shod hooves...

Hippolyta, sister! please turn your face to me,

You, my heart and soul, my all, half of my own self,

Пройдет он по тебе, как тяжкие подковы

Стремительных коней, цветы твои топча.

Сестра любимая! Раскрой глаза ты снова,

Ты, жизнь моя и честь, ты, сердце и душа.

Turn toward me your eyes brimming with azure and stars!

For one of those bewitching looks,

O divine balm, I will lift the veil of the more subtle pleasures

And lull you to sleep in an endless dream!"

Лучом меня дари очей твоих небесных.

За взор один такой, за мед сокрытый в нем,

Завесы подниму я новых нег чудесных

И усыплю тебя я бесконечным сном!"

Hippolyta then raised her youthful head:

"I am not ungrateful and I do not repent,

Delphine darling; I feel restless and ill,

As I do after a rich midnight feast.

Но, голову подняв, сказала Ипполита:

"Во мне ни ропота, ни сожаленья нет,

Дельфина, но тоска и боль во мне разлиты,

Как трапезы ночной и грешной горький след.

I feel heavy terrors pouncing on me

And black battalions of scattered phantoms

Who wish to lead me onto shifting roads

That a bloody horizon shuts in on all sides.

Я чую на себе гнет страха и печали.

Немые призраки теснят меня толпой,

И увести хотят в немеющие дали,

К кровавым берегам, неверною тропой.

Is there something strange in what we have done?

Explain if you can my confusion and my fright:

I shudder with fear when you say: 'My angel!'

And yet I feel my mouth moving toward you.

Иль совершили мы поступок беззаконный?

Коль можешь, объясни смущенный мой испуг.

От страха я дрожу под шепот твой влюбленный,

Но льнут к тебе уста невольно, милый друг.

Do not look at me that way, you, my dearest thought:

The sister of my choice whom I'd love forever

Even if you were an ambush prepared for me

And the beginning of my perdition."

О не гляди, молю, таким суровым взором,

Сестра, которую навеки я люблю,

Хотя бы ты была несчастьем и позором

Моим, и загубить решила жизнь мою!"

Delphine, shaking her tragic mane and stamping her foot

As if she were stamping on the iron Tripod,

Her eyes fatal, replied in a despotic voice:

"Who dares to speak of hell in the presence of love?

Дельфина же, тряхнув трагическою гривой,

Как Пифия, с огнем пророческим в крови,

Со взором роковым ответила ревниво:

"Кто смеет говорить об аде при любви?

May he be cursed forever, that idle dreamer,

The first one who in his stupidity

Entranced by a sterile, insoluble problem,

Wished to mix honesty with what belongs to love!

Будь проклят навсегда мечтатель безрассудный,

Кто первый захотел, в наивности своей

Задачей увлечен для сердца слишком трудной,

Измерить нравственным мерилом мир страстей.

He who would unite in a mystic harmony

Coolness with warmth and the night with the day

Will never warm his palsied flesh

With that red sun whose name is love!

Тому, кто ночь и день, тепло и мрак холодный,

Мистически связав, задумал слить в одно,

О верь мне, разогреть мороз груди бесплодной

На солнце пламенном любви не суждено.

Go if you wish and find a stupid sweetheart, run

To offer your virgin heart to his cruel kisses;

Full of remorse and horror, and livid,

You will bring back to me your stigmatized breasts...

Коль хочешь, жениха ищи себе тупого,

Губам безжалостным ты дай к себе прильнуть,

Но, страха полная и бледная, ты снова

Раскаявшись, вернешь мне раненую грудь.

Woman here below can serve only one master!"

But the girl pouring out the vast grief in her heart,

Suddenly cried: "I feel opening within me

A yawning abyss; that abyss is my heart!

Служить лишь одному мы можем господину!"

Но вдруг, смертельных мук познавши острие,

Дитя воскликнула: "Я чувствую глубины

Во мне бездонные - и сердце то мое,

Burning like a volcano and deep as the void!

Nothing will satiate that wailing monster

Nor cool the thirst of the Eumenides

Who with torch in hand burn his very blood.

Глубокое как ночь, горячее как лава.

Я зверя замолчать заставить не смогла,

И фурии ничем не утолю кровавой,

Что с факелом в руке насквозь его прожгла.

Let our drawn curtains separate us from the world

And let lassitude bring to us repose!

I want to bury my head in your deep bosom

And find in your breast the cool of the tomb!"

Завесы тяжкие пусть скроют нас от мира,

Найдем в усталости покой небытия,

На лоне обрету твоем я сладость мира,

И холодом могил пусть веет грудь твоя".

— Go down, go down, lamentable victims,

Go down the pathway to eternal hell!

Plunge to the bottom of the abyss where all crime

Whipped by a wind that comes not from heaven,

О жертвы жалкие, вам нет уж исцеленья,

Спускайтесь медленно в неумолимый ад,

На дно той пропасти, где сонмы преступлений

Под ветром не с небес мучительно кишат,

Boil pell-mell with the sound of a tempest.

Mad shades, run to the goal of your desires;

You will never be able to sate your passion

And your punishment will be born of your pleasures.

Как грозы грохоча в томительном слияньи.

Бегите за мечтой по страдному пути.

Вовек не утолить нам бешеных желаний,

И муки новые вам в негах обрести.

Never will a cool ray light your caverns;

Through the chinks in the walls feverish miasmas

Filter through, burst into flame like lanterns

And permeate your bodies with frightful odors.

Луч свежий не сиял у нас в глухих притонах,

Тлетворный входит дух сквозь щели темных стен,

Как пламя фонарей, в самом аду зажженных,

И разрушительный в вас проникает тлен.

The bleak sterility of your pleasures

Increases your thirst and makes your skin taut

And the raging wind of carnal desire

Makes your flesh snap like an old flag.

Бесплодность горькая всех ваших исступлений

Лишь распаляет вас, и кровь все горячей.

Порыв неистовых, безумных вожделений

По вашей плоти бьет ударами бичей.

Damned, wandering, far from living people,

Roam like the wolves across the desert waste;

Fulfill your destinies, dissolute souls,

And flee the infinite you carry in your hearts!

Вдали живых существ скитаясь дикой глушью,

Бредите темными тропинками волков;

Примите вы судьбу, разнузданные души,

И вами созданных страшитесь вы оков.