La nuit de décembre - Декабрьская ночь

Du temps que j'étais écolier,

Je restais un soir à veiller

Dans notre salle solitaire.

Devant ma table vint s'asseoir

Un pauvre enfant vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

Однажды, в детстве, после школы,

я в нашей зале невеселой

один читал на склоне дня;

вошёл и сел со мною рядом

ребёнок в чёрном, с кротким взглядом,

как брат, похожий на меня.

Son visage était triste et beau :

A la lueur de mon flambeau,

Dans mon livre ouvert il vint lire.

Il pencha son front sur sa main,

Et resta jusqu'au lendemain,

Pensif, avec un doux sourire.

Склонясь, печальный и прекрасный,

к свече, пылающей неясно,

он в книгу стал глядеть со мной;

к моей руке челом прижался

и до рассвета так остался —

в мечтах, с улыбкою немой.

Comme j'allais avoir quinze ans

Je marchais un jour, à pas lents,

Dans un bois, sur une bruyère.

Au pied d'un arbre vint s'asseoir

Un jeune homme vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

В моё пятнадцатое лето

по вереску в дубраве где-то

однажды брёл я наугад;

прошел и сел в тени древесной

весь в чёрном юноша безвестный,

похожий на меня, как брат.

Je lui demandai mon chemin ;

Il tenait un luth d'une main,

De l'autre un bouquet d'églantine.

Il me fit un salut d'ami,

Et, se détournant à demi,

Me montra du doigt la colline.

Я у него спросил дорогу;

держал он лютню и немного

шиповника в пучок связал;с

очаровательным приветом,

слегка оборотясь, букетом

на ближний холм он показал.

A l'âge où l'on croit à l'amour,

J'étais seul dans ma chambre un jour,

Pleurant ma première misère.

Au coin de mon feu vint s'asseoir

Un étranger vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

Во дни слепой сердечной жажды

я у огня рыдал однажды,

измену первую кляня;

поближе к трепетному свету

сел кто-то, в чёрное одетый,

как брат, похожий на меня.

Il était morne et soucieux ;

D'une main il montrait les cieux,

Et de l'autre il tenait un glaive.

De ma peine il semblait souffrir,

Mais il ne poussa qu'un soupir,

Et s'évanouit comme un rêve.

Дышал он сумрачной тоскою;

он твердь указывал рукою,

в другой руке блестел кинжал,

он знал мои глухие думы, но

испустил лишь вздох угрюмый

и, как видение, пропал.

A l'âge où l'on est libertin,

Pour boire un toast en un festin,

Un jour je soulevais mon verre.

En face de moi vint s'asseoir

Un convive vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

Во дни, когда, гуляка вольный,

подняв бокал, под гул застольный,

любому тосту был я рад, —

одетый в чёрное, нежданно,

сел рядом собутыльник странный,

похожий на меня, как брат...

Il secouait sous son manteau

Un haillon de pourpre en lambeau,

Sur sa tête un myrte stérile.

Son bras maigre cherchait le mien,

Et mon verre, en touchant le sien,

Se brisa dans ma main débile.

Он плащ стряхнул, на тощем теле

лохмотья пурпура висели,

и был он в миртовом венке, —

симво ́л бесплодья, он склонился;

мы чокнулись, бокал разбился

в моей трепещущей руке.

Un an après, il était nuit ;

J'étais à genoux près du lit

Où venait de mourir mon père.

Au chevet du lit vint s'asseoir

Un orphelin vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

А год спустя, порой ночною,

лежал недвижно предо мною

отец мой, вечностью объят;

у ложа смертного покорно

сел сирота в одежде чёрной,

похожий на меня, как брат.

Ses yeux étaient noyés de pleurs ;

Comme les anges de douleurs,

Il était couronné d'épine ;

Son luth à terre était gisant,

Sa pourpre de couleur de sang,

Et son glaive dans sa poitrine.

Глядел он влажными очами,

увит терновыми шипами,

как ангел, нежен и уныл;

и лютня на земле лежала,

и в грудь вошёл клинок кинжала,

и пурпур цвета крови был.

Je m'en suis si bien souvenu,

Que je l'ai toujours reconnu

A tous les instants de ma vie.

C'est une étrange vision,

Et cependant, ange ou démon,

J'ai vu partout cette ombre amie.

Его запомнил я так ясно,

что после в жизни я всечасно,

повсюду — узнавал его;

поистине то — призрак странный,

друг пасмурный и безымянный,

не демон и не божество.

Lorsque plus tard, las de souffrir,

Pour renaître ou pour en finir,

J'ai voulu m'exiler de France ;

Lorsqu'impatient de marcher,

J'ai voulu partir, et chercher

Les vestiges d'une espérance ;

Когда же, не стерпев страданья,

задумав дальние скитанья,

чтоб смерть найти иль вновь расцвесть

я вышел из родного края,

нетерпеливо настигая

надежды призрачную весть, —

A Pise, au pied de l'Apennin ;

A Cologne, en face du Rhin ;

A Nice, au penchant des vallées ;

A Florence, au fond des palais ;

A Brigues, dans les vieux chalets ;

Au sein des Alpes désolées ;

на склонах Пизы, в Апеннинах,

на Рейне, в Кёльне, и в долинах

пологих Ниццы, и тиши

дворцов Флоренции священной,

в шале, стареющих смиренно

в альпийской горестной глуши,

A Gênes, sous les citronniers ;

A Vevey, sous les verts pommiers ;

Au Havre, devant l'Atlantique

A Venise, à l'affreux Lido,

Où vient sur l'herbe d'un tombeau

Mourir la pâle Adriatique ;

и в Генуе, в садах лимонных,

в Вевэ, меж яблоней зеленых

и в атлантическом порту,

и в Лидо, на траве могильной,

где Адриатика бессильно

лобзает хладную плиту, —

Partout où, sous ces vastes cieux,

J'ai lassé mon coeur et mes yeux,

Saignant d'une éternelle plaie;

Partout où le boiteux Ennui,

Traînant ma fatigue après lui,

M'a promené sur une claie ;

повсюду, где, среди простора,

оставил сердце я и взоры,

терзаясь раной роковой;

повсюду, где хандра хромая, на

посмеянье выставляя,

меня тащила за собой;

Partout où, sans cesse altéré

De la soif d'un monde ignoré,

J'ai suivi l'ombre de mes songes ;

Partout où, sans avoir vécu,

J'ai revu ce que j'avais vu,

La face humaine et ses mensonges ;

повсюду, где, тоской суровой

тоскуя по отчизне новой,

я шёл за тенью снов моих;

повсюду, где, пожив так мало,

я видел всё, что сердце знало,

всё ту же ложь личин людских;

Partout où, le long des chemins,

J'ai posé mon front dans mes mains,

Et sangloté comme une femme ;

Partout où j'ai, comme un mouton,

Qui laisse sa laine au buisson,

Senti se dénuder mon âme ;

повсюду, где в пустыне пыльной

я, словно женщина, бессильно

рыдал, закрывшись рукавом;

повсюду, где в лесу тернистом

душа цеплялась шелковистым,

легко теряемым руном;

Partout où j'ai voulu dormir,

Partout où j'ai voulu mourir,

Partout où j'ai touché la terre,

Sur ma route est venu s'asseoir

Un malheureux vêtu de noir,

Qui me ressemblait comme un frère.

повсюду, где дрема долила,

повсюду, где звала могила,

повсюду, где коснулся я

земли, — садился при дороге,

весь в чёрном, человек убогий,

как брат, похожий на меня.

Qui donc es-tu, toi que dans cette vie

Je vois toujours sur mon chemin ?

Je ne puis croire, à ta mélancolie,

Que tu sois mon mauvais Destin.

Ton doux sourire a trop de patience,

Tes larmes ont trop de pitié.

En te voyant, j'aime la Providence.

Ta douleur même est soeur de ma souffrance;

Elle ressemble à l'Amitié.

Откройся мне, ты, знающий все дали,

все колеи моих дорог!

Так скорбен ты, что я могу едва ли

в тебе признать мой злобный рок.

В твоей улыбке кротости так много,

так сердобольно слёзы льешь...

Когда ты здесь, любовно чую Бога;

твоей тоске близка моя тревога,

на образ дружбы ты похож.

Qui donc es-tu ? - Tu n'es pas mon bon ange,

Jamais tu ne viens m'avertir.

Tu vois mes maux (c'est une chose étrange !)

Et tu me regardes souffrir.

Depuis vingt ans tu marches dans ma voie,

Et je ne saurais t'appeler.

Qui donc es-tu, si c'est Dieu qui t'envoie ?

Tu me souris sans partager ma joie,

Tu me plains sans me consoler !

Но кто же ты? Не ангел, Богом данный,

руководитель душ людских.

Вот мучусь я, но ты — и это странно! —

молчишь при виде слёз моих.

Я двадцать лет знаком с твоею властью,

неведомое существо, меня жалеешь,

но твое участье

не греет; улыбаешься,

но счастья не разделяешь моего.

Ce soir encor je t'ai vu m'apparaître.

C'était par une triste nuit.

L'aile des vents battait à ma fenêtre ;

J'étais seul, courbé sur mon lit.

J'y regardais une place chérie,

Tiède encor d'un baiser brûlant ;

Et je songeais comme la femme oublie

Et je sentais un lambeau de ma vie

Qui se déchirait lentement.

Сегодня вновь явился ты ко сроку;

лилась ночная темнота,

крылом в окно бил ветер одиноко,

моя печаль была пуста:

но там остался отпечаток томный,

ещё лобзанья жар тая;

и думал я о страсти вероломной,

и медленно, подобно ткани темной,

рвалась на части жизнь моя.

Je rassemblais des lettres de la veille,

Des cheveux, des débris d'amour.

Tout ce passé me criait à l'oreille

Ses éternels serments d'un jour.

Je contemplais ces reliques sacrées,

Qui me faisaient trembler la main :

Larmes du coeur par le coeur dévorées,

Et que les yeux qui les avaient pleurées

Ne reconnaîtront plus demain !

Собрал я письма, прядь волос — обломки

любви недавней, — всё собрал;

и голос прошлого, не в меру громкий,

пустые клятвы повторял.

Прелестный прах, не смея с ним расстаться,

я гладил, трепетен и тих.

Плачь, сердце, плачь!

Слезами напитаться поторопись!

Ведь завтра, может статься, ты не узнаешь слёз своих.

J'enveloppais dans un morceau de bure

Ces ruines des jours heureux.

Je me disais qu'ici-bas ce qui dure,

C'est une mèche de cheveux.

Comme un plongeur dans une mer profonde,

Je me perdais dans tant d'oubli

De tous côtés j'y retournais la sonde,

Et je pleurais, seul, loin des yeux du monde,

Mon pauvre amour enseveli.

Я завернул остатки счастья эти

в обрывок бурого сукна.

Среди недолговечного на свете,

пожалуй, прядь волос вечна.

Как бы в подводный сумрак погружённый,

я глубь забвения пытал;

мой лог терялся в этой тьме бездонной,

я над моей любовью погребённой,

над бледным счастием рыдал.

J'allais poser le sceau de cire noire

Sur ce fragile et cher trésor.

J'allais le rendre, et, n'y pouvant pas croire,

En pleurant j'en doutais encor.

Ah ! faible femme, orgueilleuse insensée,

Malgré toi, tu t'en souviendras !

Pourquoi, grand Dieu ! mentir à sa pensée ?

Pourquoi ces pleurs, cette gorge oppressée,

Ces sanglots, si tu n'aimais pas ?

И вот уже сургуч я выбрал чёрный,

чтоб запечатать нежный клад,

ещё не веря, в скорби непокорной,

что я отдам его назад.

Ты слабая, надменная, слепая,

былого не сорвёшь с себя!

О Господи, зачем же ложь такая?

Как страстно задыхалась ты, рыдая,

зачем рыдала — не любя?

Oui, tu languis, tu souffres, et tu pleures ;

Mais ta chimère est entre nous

Eh bien ! adieu !

Vous compterez les heures

Qui me sépareront de vous

Partez, partez,

et dans ce coeur de glace

Emportez l'orgueil satisfait.

Je sens encor le mien jeune et vivace,

Et bien des maux pourront y trouver place

Sur le mal que vous m'avez fait.

Да, ты грустишь, томишься, но меж нами —

преграда прихоти твоей.

Ну что ж, прощай!

Ты будешь со слезами

считать часы пустых ночей.

Уйди, уйди!

В холодный сон гордыни

твоя душа погружена...

Моя же не стареет и не стынет,

и кроме горя, узнанного ныне,

немало мук вместит она.

Partez, partez ! la Nature immortelle

N'a pas tout voulu vous donner.

Ah ! pauvre enfant, qui voulez être belle,

Et ne savez pas pardonner !

Allez, allez, suivez la destinée ;

Qui vous perd n'a pas tout perdu.

Jetez au vent notre amour consumée

-Eternel Dieu ! toi que j'ai tant aimée,

Si tu pars, pourquoi m'aimes-tu ?

Уйди, уйди! Не всё от полновластной

природы получила ты,

увы, дитя, ты хочешь быть прекрасной —

что красота без доброты?

Пускай судьба тебя уносит мимо,

моей души ты не взяла...

Развей золу любви неповторимой...

Как я любил, и как непостижимо,

что ты любила и ушла!

Mais tout à coup j'ai vu dans la nuit sombre

Une forme glisser sans bruit.

Sur mon rideau j'ai vu passer une ombre

Elle vient s'asseoir sur mon lit.

Qui donc es-tu, morne et pâle visage,

Sombre portrait vêtu de noir ?

Que me veux-tu, triste oiseau de passage ?

Est-ce un vain rêve ? est-ce ma propre image

Que j'aperçois dans ce miroir ?

Но вдруг в ночи как будто тень мелькнула,

затрепетала по стене,

по занавеске медленно скользнула

и села на постель ко мне.

О, кто ты, образ бледный и печальный,

одетый в чёрное двойник?

Чего ты ищешь здесь, паломник дальний?

Иль это сон, иль в глубине зеркальной

я отражением возник?

Qui donc es-tu, spectre de ma jeunesse,

Pèlerin que rien n'a lassé ?

Dis-moi pourquoi je te trouve sans cesse

Assis dans l'ombre où j'ai passé.

Qui donc es-tu, visiteur solitaire,

Hôte assidu de mes douleurs ?

Qu'as-tu donc fait pour me suivre sur terre ?

Qui donc es-tu, qui donc es-tu, mon frère,

Qui n'apparais qu'au jour des pleurs ?

О, кто ты, спутник юности обманной,

упорный, призрачный ходок?

Зачем тебя я вижу постоянно

средь мрака, где мой путь пролёг?

О, соглядатай скорби и заботы

За что ты, горестная тень,

осуждена считать все повороты моей стези?

О, кто ты, брат мой, кто ты,

являющийся в чёрный день?

- Ami, notre père est le tien.

Je ne suis ni l'ange gardien,

Ni le mauvais destin des hommes.

Ceux que j'aime, je ne sais pas

De quel côté s'en vont leurs pas

Sur ce peu de fange où nous sommes.

Друг, мы — дети единого лона.

Я не ангел, к тебе благосклонный,

я не злая судьбина людей.

Я иду за любимыми следом,

но, увы, мне их выбор неведом,

мне чужда суета их путей.

Je ne suis ni dieu ni démon,

Et tu m'as nommé par mon nom

Quand tu m'as appelé ton frère ;

Où tu vas, j'y serai toujours,

Jusques au dernier de tes jours,

Où j'irai m'asseoir sur ta pierre.

Я не Бог и не демон крылатый;

но ты дал мне название брата,

и название это верней.

Где ты будешь, там буду я рядом

до последнего дня — когда сяду

я на камень могилы твоей.

Le ciel m'a confié ton coeur.

Quand tu seras dans la douleur,

Viens à moi sans inquiétude.

Je te suivrai sur le chemin ;

Mais je ne puis toucher ta main,

Ami, je suis la Solitude.

Небо сердце твоё мне вручило.

Я хочу, чтоб ко мне приходила

без боязни кручина твоя

Я с тобой не расстанусь.

Но помни, прикоснуться к тебе не дано мне:

о мой друг, одиночество я.